Читать «Право на безумие» онлайн - страница 231
Аякко Стамм
– Кто? – недоумённо вопросил Аскольд и даже поперхнулся несвоевременным глотком.
– Как это кто? Она… Твоя новая родина… Германия…
Богатов откашлялся, отдышался, привёл в состояние покоя сбившееся сознание, затем также залпом допил своё пиво и уверенно поставил кружку в самый центр кругляшка. Как немец.
– У меня уже есть Любовь… Настоящая… Безумная… От которой мурашки по коже и блаженный восторг одновременно… Ради которой хочется жить и за которую можно умереть… Поэтому… у меня всё получится. Я знаю.
Глава 33
Прошло два года.
В середине лета, двенадцатого июля, аккурат по завершении Петрова говения, в слепую туманную рань, часов в шесть утра…
Да нет же, нет… Пётр Андреевич Берзин, хоть и слыл пташкой ранней, рассветной, но не до такой же степени. Это было… часов около восьми утра… никак не раньше… а то и во все девять…
Так вот, часов в девять утра, или около того, Пётр Андреевич Берзин не спеша прогуливался в тени густо разросшихся деревьев старого русского кладбища, что расположилось своеобразным причудливым островком посреди кипящего пеной людского океана одного из крупных европейских мегаполисов. Чего потерял он тут? Какая такая надоба привела его этим ясным, погожим, жизнеутверждающим летним утром… к тихому, казалось бы, отрешенному от всего окружающего мира погосту?
А ведь и было что…
Отойдя от дел после того памятного процесса, Пётр Андреевич передал контору единственному сыну – молодому, энергичному, перспективному адвокату, – а сам всецело погрузился в коллекцию. Он взялся за дело рьяно, увлечённо, с нетерпеливым азартом юноши, желающего объять всё и сразу… и в то же время с педантичной скрупулезностью многоопытного мастера. Эти две, казалось бы, противоречивые, мешающие друг другу черты уживались в Берзине как нельзя мирно и на редкость продуктивно. Обе достались ему в наследство от великих, значительных дарителей: первая от Бога, как искра, как талант, требующий развития и преумножения; вторая же – от многолетнего опыта, приучившего в общем замечать мелочи, а через них складывать всю огромную мозаику, в которой каждое махонькое стёклышко лишь тогда засияет, когда определено на своё единственное, уникальное место. И его коллекция сияла. Сияла каждой своей картиной, придающей общий блеск и неподражаемость всей мозаике в целом. Стали поступать предложения об устройстве выставок, зачастили галеристы-покупатели, желающие украсить свои собрания редкостными работами старых мастеров, новые же, только-только входящие в фавор к привередливой Фортуне, считали удачей, если их лучшие холсты появлялись вдруг в каталоге коллекции Берзина. Жизнь, что называется, удалась. И перемена поприща никак не сказалась на её качестве, зато насколько изменилась её духовная насыщенность, её моральный, так сказать, стимул.