Читать «Правда о Портъ-Артуре Часть I» онлайн - страница 207

Рота уже внизу поднялась, ждала приказаній.

– Капитанъ Желтенко, ведите роту. Непременно ихъ нужно оттуда выбить. А то плохо будетъ. Ведите, ведите роту.

Желтенко повелъ. Выраженіе его лица свидетельствовало о томъ, что чувство страха ему не чуждо; скажу больше, оно окончательно овладело имъ.

Рота медленно поднималась наверхъ. Ружейный огонь участился. Едва рота развернула цепь, какъ зататакалъ сначала одинъ, а потомъ и другой пулеметъ. Свинцовая струя со свистомъ понеслась въ долину, шумела и тамъ, напоминая порывъ ветра передъ грозой.

Противникъ, заметивъ поднимавшуюся роту, усилилъ огонь.

Струя пулемета не могла направиться въ цель – сумракъ ночи не давалъ взять прицела.

Струя стала приближаться къ намъ.

– Ротамъ залечь плотно за горку – скомандовалъ Семеновъ: идемте и мы за обрывъ, ваше превосходительство.

Спустились за обрывъ.

– Вотъ ведь азіатскія канальи – уже два пулемета успели втащить, шутитъ Кондратенко, плотно усаживаясь за обрывомъ.- Ну, тутъ намъ пулеметъ не страшенъ.

Стрелки! поплотней, поплотней сжимайтесь.

– Удивительно, какъ японцы умеютъ использовать пулеметъ. У нихъ съ каждой цепью идетъ одинъ, два. И они у нихъ складные, переносные.

– Ничего, наши молодцы живо ихъ выбьютъ.

Я пошелъ посмотреть лошадей, ихъ отвели за другой косогоръ.

Возвращаясь назадъ, я былъ свидетелемъ отвратительной сцены.

Пулеметъ работаетъ во всю. Люди лежатъ безъ прикрытія. Бледныя, измученныя лица, слегка освещаемыя луной. Передъ ними въ носилкахъ убитый.

Петруша ходитъ по фронту и приговариваетъ:

– Все подлецы такими будете, если струсите.

Говорилось это со злостью.

Неужели въ такія минуты, которыя солдаты называютъ: "судъ Божій идетъ", можно браниться, издеваясь надъ безответной массой, массой, только одно существованіе которой создаетъ генераловъ, полковниковъ и т. д.?

Неужели не понимаютъ этого г.г. Петруши и имъ подобные?

А можетъ быть, это говорилось для подбадриванія?

Нетъ, это говорилось со злостью, накипевшимъ раздраженіемъ, ненавистью. Этимъ срывалось то, что было на душе.

Положимъ, сидеть подъ пулеметомъ не шутка. Но чемъ же люди виноваты?

Ихъ не спрашивали, когда отправляли на войну; не спрашивали, когда призывали въ войска.

А офицеръ всегда можетъ переменить службу, если военная не по душе.

Такъ нетъ! Въ мирное время не хочется разставаться со всеми прерогативами, которыя даетъ служба, кстати сказать, очень легкая при существовавшихъ въ арміи порядкахъ, а грянетъ война – закипаетъ злость, и срывается она на ни въ чемъ неповинныхъ людяхъ.

Когда я вернулся къ Кондратенко и уселся вместе съ нимъ, пулеметъ открылъ огонь на этотъ разъ удачно. Спасло насъ одно – обрывъ, за которымъ мы сидели.

Свинцовая струя то стуча впивалась въ вершину обрыва – этотъ убійственный стукъ отдавался намъ въ спину – то стремилась черезъ гребень и впивалась въ долину близко отъ насъ, непосредственно за стрелками, прижавшимися къ берегу долины. Ихъ тоже спасалъ обрывъ.