Читать «Поэт и царь» онлайн - страница 3
Юрий Михайлович Агеев
— Но и я скажу, — с притворной строгостью продолжил Николай, — ты моему брату неприлично дерзил.
«По молодости лет», — мелькнуло в голове Пушкина, но вслух кратко произнёс:
— Да, я дерзил.
— И признаёшь ли теперь, что было это неприлично?
Свободу подносили на блюде. Казалось, протяни руку — и она твоя. Неожиданно для себя Пушкин ответил:
— В борьбе неприличия нет.
И сейчас же в голове, как сорванный осенним ветром листок, пронеслось: «Ну вот. Всё и погибло. Сибирь».
Николай же, поняв, что перегибает палку, театрально отступил назад:
— Итак, ты полагаешь, я вижу, что и стихи есть борьба?
Тень Рылеева, казалось, сейчас витала между ними.
В это время по неизвестной причине хрустальные подвески люстры, висевшей над ними, издали слабый, мелодичный звон.
Николай суеверно поёжился.
— Как бы то ни было, — царь улыбнулся, — ты смелый человек, Пушкин. Ты меня, может быть, ненавидишь за то, что я раздавил ту партию, к которой ты принадлежал, но верь мне, я также люблю Россию, я не враг русскому народу, я ему желаю свободы, но ему надо сперва укрепиться.
Пушкин изумлённо повёл головой и подумал: «Вот бестия!»
Царь же, считая, что перешагнувшему известную черту, назад ходу нет, сейчас, как бы, утешал заблудшую душу поэта в её грехе. Теперь, какую бы дерзость Пушкин ни сказал, она была бы прощена.
— Скажи мне, что бы ты сделал, если бы четырнадцатого декабря был в Петербурге? Принял бы участие во всём этом? — сочувственно и, вместе с тем, располагая к предельной откровенности, спрашивал царь.
— Неизбежно, государь, — все мои друзья были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нём. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю Бога!
— Но ты довольно подурачился. Надеюсь, ты будешь теперь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Кстати, мне тут донесли, что ты написал противоправительственное стихотворение, подстрекаешь к мятежу. Вот, изъяли у одного офицера, — с этими словами Николай брезгливо взял со стола листок и протянул Пушкину.
Александр пробежал глазами по бумаге и узнал своё стихотворение «Андрей Шенье», написанное год назад и посвящённое Николаю Раевскому. Недоумённо поднял глаза.
— Я написал его несколько лет назад, ваше величество. Это отрывок, выброшенный цензурой. И что здесь мятежного, если Шенье умер за Людовика? Вы послушайте!..
Пушкин кривил душой, но своей неточностью выставлял доносчиков совершенными лгунами.
И государь поверил. Мигнул веками и поверил, потому что хотел верить, и пора наступала спокойная, благоприятная для монаршьей милости.
— Ну, теперь ты мой, Пушкин, довольно вздохнул он. — Что же ты теперь пишешь?
— Почти ничего, ваше величество, — отвечал Пушкин. — Цензура очень строга.
— Зачем же ты пишешь такое, чего не пропускает цензура? — укоризненно спросил царь.
— Цензоры не пропускают и самых невинных вещей, — здесь Пушкин не лгал. — Они действуют крайне нерассудительно.
— Ну, так я сам буду твоим цензором, — сказал Николай. — Присылай мне всё, что напишешь. Пиши, что душа велит, не роняя также престижа государя и государства Российского. На нас все державы смотрят.