Читать «Поэзия Блока» онлайн - страница 7

должна трагически просветиться, очиститься, чтобы групповое, стихийное, древнее в ней начало возвысилось до соединения с Небом (вне-национальным) и стало Душою России, огромной России, в которой мы ныне живем. И Блок верит, что отдание разбойной красы иному началу приведет к просветлению:

Не пропадешь, не сгинешь ты —

в этой вере в грядущее правая вера в Россию, соединенная с западнической критикой ее темных низин.

VII

Блок двояко трагичен в смешении России и Руси, в смешении личной страсти с служением родине. Осознание это ломает поэзию Блока; вместо России увидел он Мерю да Чудь; вместо Невесты – цыганку («А монисто бренчало, цыганка плясала и визжала заре о любви»); осознание это ужасно для Блока («Так вонзай же, мой ангел вчерашний, в сердце – острый французский каблук»); и трагедия трезвости вырывает признание:

И не ведаем сил мы своих,И, как дети, играя с огнем,Обжигаем себя и других.

Признание это чуждо славянофильству: славянофильство играет с огнем.

Молчите, проклятые книги.Я вас не писал никогда! —

ставит Блок свою последнюю точку на «славянофильском» периоде; тем не менее он с Россией:

Наша русская дорога,Наши русские туманы.Наши шелесты в овсе.

Осознание темных страстей превращает разлив древних вод в замерзающее болото и в снежную маску, но тайный жар стихов Блока остался:

Их тайный жар тебе поможет жить.

В чем же жар, когда все замерзло для Блока: воздух, воды, земля? В огне неба, в Лукрециевых «пламенных стенах вселенной»: в сознании русского, что судьбой его родины должна быть судьба лишь небесная, не земная, языческая. Трагедия перенесения Лика России из прошлого в искомое будущее просветляет разбойное в нем начало, почти убивает:

Под насыпью во рву некошеномЛежит и смотрит, как живая.

Не умерла она, судьба родины, судьба женщины русской (для Блока до сей поры родина олицетворяется с им любимым и женственным ликом):

Убралась она фатой из пылиИ ждала Иного Жениха.

Не царевича в парчовом кафтане она ожидает: Христа. «Царевич» – славянофильская тенденция Блока – мог ее только смять:

Ты сомнешь меня в полном цветуБелогрудым, усталым конем.

Явление грядущего, искомого Лика встает перед Блоком теперь не из сусально-прекрасных пейзажей, а из зарева «страшных лет» русской жизни.

Но узнаю тебя, началоВысоких и мятежных дней! —

пишет он за четыре года до наступления этих лет.

В нашей жизни по-новому разлились все начала стихии древней Руси: радение соединилось с татарством в образах темного, восточного бреда; а извне опрокинут на нас своей грозной стеной «запад» прусского милитаризма. Еще более сознаем неизбежность мы соединить в себе добрый запад (просвещение гуманизма) с «востоком Христа», чтобы мочь победить образы Ксеркса и Бисмарка, образы радеющего начала и прусского милитаризма; победа в самосознании нашем; но к трагедии русской действительности ближе всего Муза Блока; в трагедии отрезвления соединяемся с Блоком мы; здесь в трагедии этой, а не в романтике «культа Руси» он русский, воистину русский: единственно русский поэт среди всех модернистов; разбивая в нас образ сусальной России, рисует он нам другой вещий образ: победной России: