Читать «Последняя просьба Мурика» онлайн - страница 4

Михаил Юрьевич Чуев

— Я найду вариант. Дерево, он сам тебе будет подсказывать, как надо!

Раз в месяц я отправлял его жене деньги, предварительно вместе с ним посчитав, что сделано, что нет, по нашим договоренностям.

— Ты знаешь сам, сколько это стоит. Деньги — это прах, главное — отношение. Вы ко мне как к члену семьи, и я делаю, как себе бы делал. Как будто в своем доме. Мурик не пропадет, я мог бы в другом месте и больше спросить. Только два арбуза на одной руке не унести. Я не такой!

Потом он снова уходил в воспоминания о родной земле, о детях, женщинах.

— У нас женщинам воли нету. Я могу с другой на кровати. Моя жена зайдет, я скажу: «Кто ты такая? Иди к себе!» Она идет. — Но тут же вспомнив что-то: — Хотя сейчас и у нас стало по-другому. Женщина машина водит, раньше так не бывало! И у меня жена современная. Женщинам не верь! — И замолкал надолго. Видно было, что с каждым разом он все больше разуверялся в восточной сказке о женщинах, которым «воли нет».

В середине лета Мурик, работая перфоратором, так переусердствовал, что повредил большой палец на руке. Пришлось везти его в район, делать снимок.

— Перелом, — коротко сказал врач и на клочке бумаги написал сумму.

Наложили гипс, забинтовали и через шею закрепили руку на перевязи.

Держа здоровой рукой мутный черно-белый рентген, Мурик долго разглядывал его на просвет.

— И за это такой деньги платил! — возмущался он. — Пять пальцев на руке неодинаковый — так и люди! Один может не работать, я не могу!

Переждав пару дней, он продолжил работу, несмотря на травму, хотя мы не торопили его и просили впредь быть осторожнее.

Заканчивалось лето, работы на улице становилось меньше, зато внутри дома хватило бы на всю осень и зиму. Семья наша уехала в город, оставив Мурику комнату на втором этаже. Сначала Мурик собирался домой в октябре, на их туркменский «День независимости». Я уговорил остаться, отметить мой день рождения.

Была теплая осень, мы последний раз в 2010 году собрались на даче все вместе. Сидели в темноте, костер облизывал поленья. Позвали на шашлыки и нашего Мурика. Сначала он вывел со второго этажа переноску с лампой, закрепил ее, осветив наши посиделки. Только после этого пришел сам.

— Мурик, садись. Шампанское крымское — почти портвейн. Садись за наш дастархан, — вспомнил я словечко из стародавней советско-среднеазиатской песенки. Словечко, которое, по моему мнению, Мурик должен был знать.

— Дастархан, да! — улыбнулся Мурик и тут же приладил на четыре чурбака большой лист фанеры. Всем нам сразу стало удобнее и уютнее сидеть за этим импровизированным дастарханом.

Он всегда старался помочь чем мог по хозяйству и в быту. Точил ножи, делал уборку в доме и на участке, пилил дрова, не спрашивая за это денег. Мать и тетка все лето варили ему щи с тушенкой, макароны, картошку, и он всегда с благодарностью принимал и на добро старался ответить чем мог. Он, казалось, наконец обрел в нашем доме то равновесие между образом жизни и способом заработка, которое трудно найти любому человеку, а на чужой стороне, пожалуй, и вовсе невозможно. И для нас самих Мурик стал частью дачного образа жизни, незаменимым помощником и добрым товарищем в деле. Да что мы! Практически со всеми соседями он умел поддерживать добрые отношения. Кому-то помог почистить колодец, кому-то вставить окно, узбеки с соседской дачи не раз приходили к нему за помощью и советом.