Читать «Последний еврей из КГБ» онлайн - страница 90

– Папа! Ты с ума сошел! Что ты такие вещи вслух говоришь! – испугалась мама. – Да еще при ребенке! Он возьмет, и скажет еще что-то в школе! Вон, он химичке уже сказал…!

– Не. Ничего он не скажет. Он не ребенок. Он все понимает. И урок усвоил. Так?

Вопрос был ко мне. И я ответил так, как должен был.

Мы медленно возвращались домой. Много позже, когда я сам уже стал взрослым, я понял, почему все беседы с папой оставляли такой след в моей душе. Отец говорил от сердца. Не фальшивил, не пытался скрасить, сгладить и смягчить. А слова, идущие от сердца, в сердце другого человека и попадают. Так было и со мной. С папой можно было не соглашаться. Он не во всем был прав. Его суждения зачастую были неординарны. Но никогда его нельзя было обвинить в нечестности или неискренности.

ГЛАВА XVI

Спустя несколько дней после описываемых событий, по Одессе стал быстро распространятся слух о новом, страшном убийстве.

В то время газеты публиковали только радостные вести: кто-то перевыполнил план, а кто-то взял на себя повышенные социалистические обязательства. Частично это было правдой. Руководителям предприятий в районных и городских комитетах партии ненавязчиво предлагали реально оценить свои возможности, и принять встречный, конечно же, повышенный, план. Трудовой коллектив с этой нелегкой задачей справлялся. Ему выдавали премию. А затем этот трудовой подвиг становился буднями, и в следующем месяце или году это достижение уже было вписано в плановые показатели. Стимула надрываться не оставалось никакого. Партийный аппарат придумывал лозунги и инициативы, а народ делал вид, что он их горячо поддерживает. Достаточно было посмотреть кадры документальной хроники, чтобы все это понять. Энтузиазм угас. Формализм его съел. В первые годы советской власти, ее певцы взяли высокую ноту, а спустя годы «дали петуха». Все это видели и слышали, но свистнуть или запустить помидором в халтурщиков не могли. Дирижеры могли выслать таких чувствительных граждан из партера на галёрку.

Элегию тех светлых дней разговоры об убийствах могли омрачить. Но официально опровергнуть слухи означало их только подтвердить. Поэтому очень скоро вся Одесса знала, что в Дюковском парке нашли повешенного. Кто-то божился, что сам видел не одного, а два и более трупов. Самые осведомленные, переходя на шепот и закатывая глаза, рассказывали о еще более страшном – зеленом человеке. В общем, гигантская молекула скушала врача!

Папа об этом ничего не знал. Во-первых, он плохо слышал. А во-вторых, ему ничего и не говорили. Сплетни они с мамой терпеть не могли. Я, конечно же, был в курсе событий, но родителям ничего не сказал. Так длилось до тех пор, пока к нам не пришел Теплухин. Они с отцом, по сложившейся традиции, пошли пройтись. А когда папа вернулся домой, он был чернее дождевой тучи. Отец иногда разговаривал сам с собой. Чаще – сам со мной. В тот вечер он избегал и тот, и другой вариант беседы. Когда пришла мама с работы, они закрылись в спальной, и это было чрезвычайно. Лучше туда было не соваться. Но за ужином папа сам начал разговор.