Читать «Популярная история Одессы» онлайн - страница 44

Один раз все-таки здание Старой биржи было частично разрушено – во время войны снаряд попал в левое крыло здания. Хорошо, что ущерб был устранимым, и сегодня можно любоваться этим прекрасным зданием, которое так любят одесситы и гости нашего города.

Антон Чехов

Антон Павлович четыре раза был в нашем городе. Есть воспоминания современников Чехова о том, что он не любил Одессу. Не надо паниковать, известно, что Чехов и Ялту не любил, для него она была вынужденной зимней «ссылкой». Чехов на юге чувствовал себя отделенным от центров культурной жизни, отсюда это чеховское: «В Москву, в Москву». Сейчас это сложно понять, но нужно вспомнить, что тогда в Москве еще не было пробок, и город не жил с философским вопросом «есть ли жизнь за МКАДом». Но вернемся в Одессу, исследования показывают, что в отношении Чехова к Одессе все немножко сложнее. Чехов не любил одесских репортеров и журналистов, об этом даже Паустовский писал. Так их и сейчас не за что любить! Вот что писал в воспоминаниях современник Чехова М. К. Первухин:

«В разговорах с Чеховым я не раз подмечал его недоброжелательное отношение к Одессе. Это меня заинтересовало, и как-то раз в часы “заседаний” на знаменитой “писательской скамеечке” у магазина караима Синани в Ялте я рискнул прямо спросить Чехова, почему он не любит Одессу?

Антон Павлович Чехов. Красавец

– Против Одессы как города, – ответил он, – я ничего не имею. Но против одесситов… Действительно, есть-таки у меня недоброе чувство. Зародилось оно издавна, тогда еще, когда самой Одессы я и не знал, – по знакомству с одесской печатью. Всегда эта печать была бог знает чем. Всегда она отличалась нестерпимою крикливостью, наянливостью, всегда на ней лежал отпечаток чего-то дешево-базарного. Говорят: – это оттенок европеизма. Покорно благодарю! Откуда европеизм? Я ведь знаю одесскую газетную братию. Издатель – бывший мороженщик, таскавший по улицам Одессы тачку с лимонадами. Вот он взялся издавать газету. Да мало того, что просто издавать, – он взялся руководить ею. К нему попадали и талантливые люди. Но они или не уживались и уходили, или, если уживались, – опускались на самое дно, становились молодцами своего издателя, выучивались у него держаться так, как держался он сам, носивший на голове кадку с мороженым. Когда завелась другая газета, – в Одессе завелась вечная грызня, и притом самого откровенного свойства. Газеты обливают друг друга помоями. Газеты целые столбцы свои занимают собственными дрязгами, воображая, что эти дрязги интересны публике. Может быть, и интересны. Но ведь это же означает – потакать самым дурным инстинктам толпы. А язык одесских газет? Боже мой, что только они делают с русским языком и из русского языка?!

В другой раз Чехов очень сердито отозвался об одесситах-интервьюерах, изредка добивавшихся свидания с ним.

– Побудет человек пять минут, услышит, собственно говоря, только “здравствуй, прощай”, а потом три недели пишет ежедневно фельетон и передает наши объяснения. Зачем это? К чему?».