Читать «Политическая история брюк» онлайн - страница 48

В любом случае кажется очевидным, что женское переодевание считалось вопросом незначительным. Оно встречается редко, оно не вредит общественному порядку. Да и были ли власти заинтересованы в том, чтобы применять это распоряжение со всей строгостью? Не боялись ли они, что, как и в случае с мужским переодеванием, чрезмерное рвение в применении незначительного законодательного акта приведет к избыточному вниманию к нему и к популяризации этого явления? Не опасались ли они выглядеть смешно? К примеру, мы видели, что дама Либер смогла доказать свою правоту. Запрет на переодевание, который по закону можно было снять только на основании медицинской справки, в реальности можно было обойти, если заниматься мужской профессией. Чем рисковали травести, которых поймали с поличным? Распоряжение 1800 года ничего про это не пишет. Скорее всего, нарушение должно было привести к обычным санкциям («полицейскому наказанию»): штрафу, тюремному заключению не больше чем на 5 дней. Лишь одна статья из вышеупомянутого досье упоминает о возможности наказания. Чтобы узнать об этом больше, необходимо найти следы решения, принятого в 1830 году в отношении девицы Пеке, скромной полировщицы, упрощенным полицейским судом приговоренной к штрафу в размере трех франков. В действительности у распоряжения от 1800 года значение скорее символическое (хотя и не пренебрежимое), и оно допускает исключения — официальные или нет. И эти исключения, судя по всему, пользуются определенной популярностью.

Распоряжение 1800 года направлено на женщин, которые занимаются «переодеванием в неблагонадежных целях». Это довольно расплывчатая формулировка, своей неопределенностью напоминающая первую фразу текста («убежденный в том, что все они должны отказываться от ношения одежды своего пола лишь из соображений здоровья»). Неблагонадежность в данном случае может проявляться как в обмане, так и в злоупотреблении или избыточном использовании переодевания. Обратим внимание на это, без сомнения, сознательное отсутствие точности. С уверенностью можно сказать, что это распоряжение касается узурпации мужской идентичности, но оно остается расплывчатым в том, что касается соображений, заставляющих женщин надевать одежду противоположного пола. Не потому ли — это только гипотеза, — что законность подобного жеста может обсуждаться, быть принятой и понятной? Ведь удавшиеся обманы подобного рода ни у кого не вызывают опасений, если верить тону статей XIX века — порой слегка ироничных, но чаще всего проникнутых сочувствием или восхищением. Без сомнения, как замечает Джон Гранд-Картре, «религию сменить проще, чем пол, иначе сколько бы женщин были мужчинами, сколько бы женщин надели брюки и никогда бы из них не вылезали!»

В начале XX века травестия вызывает у некоторых радикальных феминисток настоящее восхищение: разве мужской костюм не позволял женщинам на протяжении веков демонстрировать равенство полов? В своей феминистской энциклопедии, состоящей из газетных и журнальных вырезок, Элен Брион без устали перечисляет этих «героинь». Уже давно связанное с феминизмом (еще с тех времен, когда это слово не было изобретено), а также с гомосексуализмом, переодевание в одежду противоположного пола не вызывает удивления и никого особо не шокирует — словно бы привлекательность удавшегося обмана оказывалась важнее всего остального. Эти истории захватывают, как рассказы о побеге с каторги или из тюрьмы могут впечатлять даже самых ярых защитников общественного порядка. Впрочем, в досье DB58 нет следов ни этой несомненной привлекательности переодевания, ни ярого женоненавистничества, которое проявлялось, в частности, в давнем споре о «маскулинизации женщин».