Читать «Полет сквозь годы» онлайн - страница 89

Нам удалось вывести бронепоезд из строя, после чего мы легли на обратный курс. Шкудов шел впереди, а я сзади. Над Александровском я был атаковал пятью у белогвардейскими «хевилендами». Четыре нападали довольно осторожно, зато пятый атаковал нахально. Он близко подходил с разных сторон, пытаясь выявить наши уязвимые места. Но, оказавшись против хвостовой установки, попал под огонь великолепного стрелка Михайловского, после чего вдруг резко развернулся и, задымив, пошел со снижением к себе за Днепр.

Наш корабль получил 48 пробоин, был поврежден и масляный бак крайнего правого мотора. Тогда бортмеханик Фридриков вылез на крыло, заткнул дыру в баке, и только благодаря этому мы смогли продолжить полет...

Много времени спустя я узнал интересные подробности этого боя. В Москве меня познакомили с летчиком Качан. Он летал сначала у белых, а потом перешел в Красную Армию. Однажды мы разговорились, и вот что он рассказал мне о бое под Александровском. Белые, обозленные действиями нашей авиации, и особенно налетом на их аэродром, решили нам отомстить. В то время как мы обрабатывали бронепоезд, в Александровск пришли 11 самолетов с целью разбомбить нашу авиагруппу на аэродроме. Но месть не удалась, так как на земле в тот момент оставались только два сломанных «ньюпора». Окончив бомбежку, вражеская группа самолетов разделилась: шесть ушли к себе за Днепр, а пять задержались над городом, где и встретили нас. На пятом «хевиленде» находился как раз Качан. Во время боя Михайловский пробил в его самолете рубашки цилиндров мотора и радиатор. Летчику едва удалось дотянуть до своих...

Этот бой происходил на глазах всего отряда, моих младших братьев — Сергея и Льва, а также матери, которую мы, по решению семейного совета, привезли к себе из Минска; все жили вместе в эшелоне.

Совершив посадку в Синельникове, мы услышали, что Александровск не то занят, не то отрезан белыми. Сердце захолодело: неужели наш эшелон не успел прорваться? Оставалось только ждать. Часы тянулись невероятно медленно.

Мы знали, что эшелон наш отлично вооружен и пулеметами и гранатами. Но если его отрежут, долго ли продержатся ребята? Особенно на открытом месте? А если их начнет бомбить вражеская авиация?

Когда стрелки показали четыре часа дня, голова моя, кажется, перестала работать. Товарищи видели мое состояние и утешали как могли.

Наконец мы со Шкудовым решаем: лететь на розыск и, если эшелон действительно отрезан, сообщить об этом командованию, а нашим оказать всемерную помощь. Мой бортмеханик Фридриков предложил ждать еще час и, уж если эшелон не придет, — лететь. На том и остановились.

И вот минут через 20–30 кто-то закричал:

— Идут! Идут! Наши идут!

Я сначала подумал о самолетах и глянул на небо. Только потом сообразил, что прибывает наш эшелон. Он действительно прошел мимо нас, и мы увидели в окнах своих. Я даже разглядел Сергея, улыбающегося и кричащего мне, что все в порядке, все живы, здоровы.

При встрече я сразу заметил, что мать поседела.

Поздно вечером, когда мы с братьями Сергеем и Львом остались одни, они рассказали, как переживала наша мать во время налета белых и моего воздушного боя. Когда стали рваться вражеские бомбы, она спокойно стояла у подножки вагона, глядя в небо, и на все уговоры Льва спрятаться в яме лишь отрицательно качала головой.