Читать «Полет сквозь годы» онлайн - страница 65

Василий Иванович улыбнулся и продолжал уже почти весело:

— И в конце концов сбылась моя мечта. Хоть на старости уже, а все же стал-таки врачом. Даже хирургом.

— Не понимаю, товарищ командарм. Как врачом?

— Чего же тут не понимать? Ведь изо всех сил стараюсь вместе со всеми нашу родину вылечить. Вот вырежем ей гнойник этот страшный, и заживет ее израненное тело; поправится она и жить будет. Да еще как жить-то будет! Чем же я не хирург? Самый настоящий... — Потом протянул мне руку. — Ну, что ж, погуляли мы да поболтали малость, пора и по домам. Как голова-то? Болит еще?

— Нет! Прошла голова Спасибо вам, товарищ командарм.

— Может, зайдешь за фуражкой, что вчера со страха оставил у меня в салоне?

— Благодарю, товарищ командарм. Мне ее ваш вестовой Махмет домой принес.

— Вот как?.. А ведь я знаю, зачем он к вам заходит. Выпить любит, чертяка, хоть и татарин. Ты скажи там, чтоб не давали, а то я ему такую экзекуцию устрою, что не рад будет. Между прочим, докладывал он мне, что жена у тебя хорошая: добрая, говорит, да красивая Как вы? Ладно живете?

Я кивнул головой.

— Ну, гляди, женщины — они ведь и ласку, и заботу о себе любят. Я вот со своей 30 лет в ладах живу. Скучаю без нее... Да, вот что! Прислали мне из Казани варенье. Сам я сладкого не люблю. Так скажу Махмету, чтоб снес вам баночку. Побалуй жену-то. Только помни — пить ему не давай.

Мы подошли к составу. Он опять протянул мне на прощание свою теплую и мягкую руку.

— Ну, спасибо за компанию. Да не сердись. Разболтался я сегодня что-то Совсем по-стариковски.

И он ушел к себе.

А Махмет действительно повадился к нам. Зайдет, бывало, и жалуется: то голова, то живот, то поясница болит. Сердобольная моя Валя давала ему обычно стопочку, после которой он моментально поправлялся. Когда же мы подсмеивались над ним и спрашивали, как же он не боится нарушать закон пророка Магомета, запрещающий употреблять вино, он ухмылялся и отвечал, что сам — Магомет и может себе позволять все, что хочет.

— Лук буду кушать, много лук. Никто не знает, Махмет ничего не пил. Так-то, спасиба, матка!

И, низко кланяясь Вале, уходил

Мы жили тогда всем отрядом в теплушках небольшого железнодорожного состава, стоявшего в конце платформы на запасном пути. И однажды в том же примерно месте, где происходила навсегда памятная мне вечерняя беседа с командармом, мы услышали вдруг громкий смех бойцов и раскатистый звонкий баритон рассказчика. Среди толпы молодых красноармейцев стоял высоченный широкоплечий и хорошо сложенный детина. На голове его красовалась серая нарядная папаха с лихо заломленным синим верхом (вероятно, раньше офицерская). На ногах были начищенные до блеска сапоги со шпорами, тоже, по-видимому, офицерские Но что особенно поражало, так это сшитый из вагонного зеленого плюша френч и широченные красно-малиновые галифе. Поверх ярко-зеленого френча опять-таки офицерское снаряжение с шашкой и револьверной кобурой. Кроме того, к поясному ремню были пристегнуты гранаты, грудь крест-накрест перехватывали две пулеметные ленты с патронами, а за плечами висел кавалерийский карабин.