Читать «Полет сквозь годы» онлайн - страница 23

Побывав с экскурсией на авиационных заводах Щетинина и Лебедева, мы воочию убедились, как многообразна и сложна работа по созданию самолетов и какой четкости, слаженности, тщательности и аккуратности она требует от всего инженерно-технического и рабочего коллектива Не следует забывать, что в те времена почти все процессы авиационного производства осуществлялись весьма примитивным способом и ручным трудом.

Из преподавателей мне хочется вспомнить двух самых любимых: полковника В. Ф. Найденова, преподававшего теорию авиации, и профессора Б. В. Кузнецова, занимавшегося с нами по аэрологии и аэронавигации. Только сии с душой отдавались своей работе и честно старались передать нам как можно больше знаний, развить любовь к их дисциплинам. В дальнейшем и полковник В. Ф. Найденов, и профессор Б. В Кузнецов честно работали при Советской власти, принеся немало пользы своими богатыми знаниями Оба они имели свои труды и читали каждый свой предмет исключительно доходчиво, просто и понятно. 

На всю жизнь запомнилась мне последняя лекция Найденова. За 15 минут до окончания ее он встал и, заметно волнуясь, обратился к нам с прощальным словом.

— Друзья мои, — сказал он. — Вы посвящаете свои жизни нашей авиации, делу защиты нашей родины. Помните: в авиацию можно прийти с грязными руками, если эта грязь — результат честного труда. Но нельзя идти в авиацию с нечистым сердцем и дурными помыслами. Помните, летчик, особенно военный летчик, должен быть честен и правдив; никогда не лгите. Помните, что от вашей честности, от вашей правдивости будут зависеть жизни тысяч, а может быть, и десятков тысяч наших русских людей Ложь в ваших донесениях может иметь пагубные последствия. Помните все это, друзья мои, и да поможет вам бог в вашем славном и благородном деле.

Упомянув профессора Кузнецова, не могу не рассказать об одном трагикомичном случае, из-за которого я вместе с тремя моими товарищами чудом не распростился с авиацией.

Однажды на уроке аэрологии мы надули шар-пилот и пошли во двор, чтобы запустить его и с помощью теодолита измерить направление и скорость ветра на разных высотах. Мы шли гурьбой по довольно узкому проходу между стеной нашего корпуса и высоким забором со столбами. Профессор с шаром в руке важно шествовал впереди; Сева Мельников, Петр Буров, я и еще один толстенький курсант, фамилию которого я уже забыл (звали его Васей), шагали, немного приотстав. У главного подъезда института стоял легковой форд. Вася стал похваляться, что он отличный шофер. Мы не поверили. Он решил доказать это на деле. Мельников помог ему запустить мотор форда, мы с Буровым уселись на заднее сиденье. Машина вдруг дико подпрыгнула, сорвалась как бешеная с места и устремилась вперед. Я хорошо видел, что происходило в тесном проулке: впереди всех курсантов с необычайной резвостью для своих лет мчался наш почтенный профессор с шаром-пилотом, стремясь, по-видимому, скорее добраться до спасительного угла здания. Ребята старались от него не отстать. Наконец машина наша, виляя то вправо, то влево, уперлась в телеграфный столб и замерла. На наше счастье, пострадало только левое переднее крыло форда. С помощью подошедших товарищей мы оттащили машину на место стоянки и отправились в класс доложить о случившемся преподавателю Карамышеву. Он выслушал нас, покачал головой и сказал, что на форде приехал командир 1-й авиационной роты полковник Герман. Приказав нам ждать, Карамышев отправился доложить о происшествии Вейгелину. Трудно передать, что пережили мы за эти 10–15 минут ожидания. Каждый из нас был уверен, что нас немедленно отчислят. Наконец преподаватель вернулся и сказал, чтобы мы шли к командиру, и, озираясь, добавил: «Если спросят, кто шофер, — не выдавайте!» Не помня себя, вошли мы в кабинет Вейгелина, вытянувшись, замерли. Вейгелин был сухим, очень замкнутым человеком. Полковник Герман, плотный высокий мужчина, сидел за столом. «Ну, так кто же из вас шофер?» — спросил он. «Я, ваше высокоблагородие», — гаркнули мы вчетвером и слегка вразнобой. Тогда полковник почему-то встал и, обращаясь к нам, сказал: «Молодцы, что не выдаете товарища. Так всегда надо. Идите, на первый раз прощаю».