Читать «Полет сквозь годы» онлайн - страница 152

Алексей Константинович Туманский

В жизни моей семьи не все шло благополучно. Жена, едва-едва перенеся тяжелейший инфаркт миокарда и полностью еще не оправившись, получила инфаркт вторично. Врачи давали свои объяснения, но я-то знал: все, что мы, мужчины, переживаем и переносим подчас сравнительно легко, все, к чему умеем относиться спокойно, женское сердце воспринимает и глубже, и тяжелее. Двадцать семь лет, прожитые с мужем-летчиком, и нервная работа во время Отечественной войны не могли не сказаться на ее здоровье.

И когда к осени 1950 года нам, старейшим летчикам-испытателям, было предложено перейти на пенсию, я призадумался. До той поры летная медицинская комиссия пропускала меня без ограничений, но возраставшее напряжение на работе, тяжелая обстановка дома, да и годы, все-таки дававшие о себе знать, — все приводило меня к мысли не испытывать больше судьбу: и так она была ко мне довольно милостива все эти 35 лет.

Всю свою жизнь я очень любил искусство, особенно оперное, и, когда вижу, как пыжится из последних сил артист, которому давным-давно пора быть на отдыхе, мне становится не по себе: жалкое это и неприятное зрелище. Не хотелось и самому попадать в такое положение.

Я решил принять предложение.

Первыми летчиками-испытателями, ушедшими по приказу министра на пенсию, были: И. И. Калиншин, В. В. Карпов, И. С. Баранов, В. А. Матвеев, Б. Н. Кудрин, А. И. Жуков, Я. А. Пауль, Л. А. Юнгмейстер и я. Но все-таки бросить дело своей жизни сразу, в один прием, не смог. Уже после назначения пенсии продолжал летать в ЛИБе, прислушиваясь по временам к сердчишку, однажды схваченному приступом стенокардии.

Как-то встретил меня на аэродроме Леонид Михайлович Максимов. Летчик-испытатель в прошлом, он работал в то время заместителем начальника Управления летной службы нашего министерства по кадрам.

— Все трубишь, Алексей Константинович? — спросил Максимов.

— Помаленьку.

— Да ведь так помаленьку, ты, пожалуй, еще столько же накатаешь! А? Ведь я тебя, знаешь, с каких времен помню? С Белева... Вот тебе и «да ну!» Я же белевский.

Помню, как ты четырьмя своими Георгиями брякал, прогуливаясь, а мы, мальчишки, все тебя смотреть бегали...

Разговор с Максимовым и натолкнул меня на мысль о последнем, прощальном полете с посещением Белева — полете, рассказом о котором я и начал свои воспоминания...

Эпилог

От нашей большой и дружной семьи осталось в живых четверо.

Брат Василий — хирург, доктор медицинских наук, профессор мединститута; брат Сергей — доктор технических наук, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии; брат Лев — подполковник в отставке, до сих пор работающий по своей специальности, и, наконец, я, их старший брат...

Откровенно говоря, бывают минуты, когда грустно становится при мысли, что пришлось бросить свою любимую профессию именно тогда, когда долгими и трудными годами приобрел наибольший опыт и знания. Но что же сделаешь, такова жизнь... Утешение в том, что не зря, как у нас говорят, небо коптил.

В заветной семейной шкатулке, упомянутой в самом начале моего повествования, среди документов и реликвий, связанных с прошлым, мне, пожалуй, больше всего дороги летная книжка и свидетельство летчика-испытателя 1-го класса Министерства авиапромышленности за № 1, куда вклеены приказы министров, отметивших в свое время благодарностью мою 30– и 35-летнюю непрерывную летную службу. За десятилетия, которым посвящен настоящий рассказ, я провел в небе свыше 10000 часов, налетал на 97 различных типах машин свыше двух миллионов километров, испытал более 3000 боевых самолетов. И когда приходится иной раз видеть в вышине современный могучий красавец корабль, сердце начинает биться чаще, и при мысли, что и мой, быть может, небольшой, скромный труд есть в этом прекрасном полете, в душе рождается чувство гордости...