Читать «Покупатель пенопласта» онлайн - страница 7

Яков Сычиков

***

О чём я думаю, когда читаю Тихий Дон? Долиберальничились, бляди! Штокманов, позасевших по хуторам надо было выковыривать по одному и давить как вшей, а не чмокать губами, шевеля усами.

***

Воевать за то, чтоб никогда на свете не было войны, что может быть абсурднее? Охотно вериться, что русский человек лучше верит в абсурд. Идти на брата и отца, чтоб не было войны. Никогда.

***

Что же ты, товарищ Шолохов, выводишь в третьей книги этого жида как нечто героическое? В первой было не так.

***

Беженцам с Украины дают нынче лучше, чем разорившимся москвичам.

***

А сегодня я видел сыры. Это были нездешние сыры редких пород. Я шёл мимо рынка и услышал этот зазывающий драматический бас бывшего оперного певца: «Сальце и колбаска домашние! Продукция фермерская! Всё чисто, натурально и вкусно! Заходи, мил народ! Отведай домашненького!» Душа моя свернулась и завернулась, захотелось вкусненького, и я потянулся на глас народный и забрёл в их ларёк, где и наткнулся на прилавок с этими прекрасными сырами. Колбаса, сало, мясо, яйца, молоко, – всё было по приемлемым ценам, но сыры! Сыры были от тысячи рулей! От тысячи! Это были козьи сыры! Сыры заварные! Сыры голубые, с прожилками! Мраморные сыры! Сыры с заплесневелой корочкой! Какому же народу жрать эти прекрасные сыры? Какой подлец посмеет зайти сюда и прикупить на тысчонку другую килограмм козлиного сыра?! Какой козёл?!

***

Я ненавижу тебя, Москва. Ты прогнившее сердце несуществующей больше страны, я желаю тебе провалиться в твоё ёбанное метро, пусть твоя ненасытная утроба пожрёт тебя самое вместе со всеми твоими ублюдошными двуногими жителями, сдохни, всем и каждому раздвигающая златоглавая шлюха.

***

Никакого народа нет. В том смысле, который придают ему политики. Народ, это народившиеся дети. Родилось за день столько-то детей, вот это и есть народ. Скажи им, что они должны расти, чтоб защищать родину. Никакого народа как нечто целое, не делимое, объединённое вековыми традициями - нет. Мы давно расформированы по квартирам, наделены личными интересами…

На этом месте мысли мои прервал вошедший в трамвай старик, громогласно заявивший: «Закрывайте окна двери, будет пьянка три недели! Девки плакали, смеялись, но так пьянки не дождались!»

Несмотря на то, что вагоновожатый скоро объявил, что напряжение сняли и трамвай дальше не поедет, народ (которого нет) выходил и брёл к метро повеселевший. Виной тому был дед, певший весьма чистым голосом довольно похабные песни: «Милая моя далеко, пиздёнки-то её нелегко!»

Хорошо бы пустить это на поток; в каждый вагон - массовика-песенника из ближайшей психлечебницы.

Повеселели, заулыбались мужички рабочие возле вырытого котлована, прохожие оборачивались на старика и ехидно или добродушно смеялись, - всё зацветало на лицах и улицах, которые обдавал своим сумасшествием этот незаменимый старик. «Дурдом в каждый дом» - вот лозунг завтрашнего дня, вот, что принесёт истинное счастье, нах… любую серьёзность и дисциплину.