Читать «Покупатель пенопласта» онлайн - страница 11
Яков Сычиков
***
Каждое утро Филимон, отправляясь на работу, проходил палатку с мороженом Баскин Робинс, мало кто в Метро-городке ест такое дорогое и невкусное мороженое, но палатка неизменно стоит вот уже третий год, но только недавно стала она для Филимона чем-то особенным: с тех пор, как появилась там, в маленьком квадратном окошке, белобрысая головка миловидной тверичанки, работающий в Москве вахтовым методом. Все предыдущие продавщицы не привлекали Филимона и только эта чем-то заворожила неизменно каждое утро она сидела внутри своей коробки посасывала мороженое, сильно причмокивая и читала Дарью Донцову, хоть это и страшно запрещалось руководством. Возвращаясь вечером с работы, Филимон всегда подходил и заказывал у тверичанки рожок с двумя шариками, в этом видел он намек и фаллический символ, но тверичанка ничего не видела. Она выполняла его просьбу, давала сдачу и, не взглянув ни разу на Филимона, снова принималась за умопомрачительную Донцову, смаргивая с глаз сон и отхлебывая кофе. «Почему она ест мороженое только с утра? - размышлял Филимон перед сном. Ему снилась каждую ночь посасывающая тверичанка, кабинка с мороженом, путешествующая по галактике, и в ней они, Филимон и белобрысая продавщица мороженого, у каждого в руке по рожку с двумя шариками (фаллический символ), а овевают их ноги довольные с эскимо дети, лица их улыбчивы и чрезмерно довольны, они облетают солнце и солнечные системы, пролетают Метро-городок и машут всем рукой, и шлют им по воздуху брикеты в шоколадной стружке. Утром Филимон просыпался, шел на работу и снова видел посасывающую прозаично головку в развеселых цветов палатке с мороженом, вздыхал и прыгал в трамвай не думая, когда закончится ее вахта и сядет ли она сразу после того с сумкой-тележкой в поезд до Твери и уедет ли к своему усатому мужу тверцу и детям тверчатам.
***
«На ваше поколение война точно придется, - кричал во всю глотку командир, - коли его Иванов, сукин сын! Залп по Америке, сукины дети! Бегом, бегом, бегом!»
Валясь мравьями в окопы, из окопов обратно, бегом до цели, в соленом липком поту и грязи, так весь год они ненавидели американца, идущего на них войной.
***
Была одна деревня, то ли Хомутовка, то ли Комаровка. И было одно лето, и девочка Маша. Мы играли с ней на пустом поле в заброшенном старом заржавленном тракторе, прятались там от дождя и от солнца; у дедушки моего окотилась кошка, не помню, кто из нас предложил таскать с собой народившихся котят, возможно, эта забывчивость не случайна. Как бы там ни было, два маленьких шерстяных комочка оказались в наших сердобольных грязных ручонках; мы долго играли с Машей в «отца и мать», укладывали наших деток спать в тракторе, завернув в найденные тряпки. Когда я вернулся с ними домой, то обнаружил за ними полную «недеяспособность»; тогда я отнес их показать деду, на что он громко сказал: «Конечно, вы им шейки-то посворачивали!» Так закончился наш первый и последний с Машей родительский опыт.
