Читать «Поездка в Афины» онлайн - страница 11

Итак, первое впечатление, которое испытываешь пройдя Пропилеи, это — впечатление катастрофы. Здесь поневоле идёшь тихо, потому что всё окружающее мертво до такой степени, что даже твоя собственная жизнь, твоё собственное движение кажется чем-то чуждым и не соответственным этому месту.

Если тут встретишь знакомого, то с ним и говорить не захочется, а только посмотреть вопросительно в его глаза, сесть где-нибудь в тень и следить, как солнце затопляет своими лучами развалины.

Я говорил уже, что свет здесь не падает, а льётся потоками, в особенности в полуденную пору. И могло бы казаться, что этот горячий, живой поток представляет что-то противоположное этой руине, опустошению, этой мёртвой тишине. Нет! И руина, и опустошение через это приобретают ещё бо́льшую выразительность, почти неумолимую. Сидишь, смотришь на затопленный светом мрамор Парфенона и Эрехтейона, и наконец из развалин что-то выходит, приближается и вступает в тебя. Тогда тебе хорошо, потому что в тебя вступает спокойствие, но такое могучее, каким только обладают камень и руина.

Я думаю, что у кого больше исстрадалась душа, тому здесь должно быть лучше. Хочется прислониться головой к пилястру колонны, попеременно то закрывать, то открывать глаза, — и успокаиваться. Всё это делается всё больше родным, всё приязненней смотрит усталый путник на эти смелые линии Парфенона, на белый Эрехтейон, на лежащие внизу Пропилеи. Нужно видеть, чтобы понять, как эти золотые от старости здания рисуются на солнце и на лазурном небе, каким покоем веет от этих архитравов, от этих рядов колонн и фронтонов! Простота, покой, важность и почти божественная гармония. Сразу трудно заметить это; волшебство действует исподволь, но тем сильнее проникает в сердце и наполняет его упоением. И узнаешь ты, путник, что не только один покой дали тебе эти дивные творения искусства, но и напоили тебя своею красотой.

Вот впечатления, через которые проходишь на Акрополе. Когда ты находишься там, то тебе и в голову не придёт раскрыть Бедекера и искать в нём пояснения подробности. Только дома прочтёшь, что храмик Бескрылой Победы только недавно возник из развалин, что лорд Эльджин увёз для Британского музея одну из дивных кариатид, подпирающих правый портик Эрехтейона, что туда же отправились парфенонския метопы, что в Эрехтейоне был гарем пашей и т. п.

В первую минуту тебе всё равно, что Парфенон построен в чистом дорическом стиле, Эрехтейон и храм Победы в ионическом, а в Пропилеях находятся колонны обоих орденов. Ты знал это уже до прибытия в Афины. Здесь веет на тебя прежде всего общий дух, или вернее — гений древней Эллады, и дыхания его ни отгонять, ни анализировать ты не хочешь. И вдруг воображение начинает рисовать, каким Акрополь был во времени Перикла, когда всё стояло на месте, когда существовали храмы, от которых теперь и следа не осталось, когда существовал целый лес статуй, когда Парфенон не был ободран ото всех своих украшений, когда на его фронтонах можно было видеть изображение рождения Афины, а с другой стороны — её спор с Нептуном, а шлем Афины Промахос был виден даже с моря. Представим себе какую-нибудь торжественную процессию: жрецов, архонтов, воинов, музыкантов, народ, быков с золочёными рогами, ведомых во святая святых храмов, цветочные венки и живописно драпирующиеся складки материи. Но я предпочитаю вообразить ночь и ясно-зелёный свет луны, играющий на мраморе. Трудно поверить, чтобы люди могли дойти до таких пределов искусства, но объяснить себе это можно. Греческая мифология была поклонением силам природы, то есть простым пантеизмом. Но в душе грека артист пересиливал философа, поэтому поэты облекали отвлечённые понятия в человеческое тело, одаряли их человеческою мыслью, а потом пришло пластическое искусство и породило такую дивную каменную сказку.