Читать «Подозреваются в любви» онлайн - страница 27
Юлия Комольцева
Что он здесь делает?! От этой мысли Дашка на несколько секунд замерла в ступоре. Господи, почему он приехал?! Зачем? Даша устало опустилась в кресло. Она знала, сейчас Андрей найдет ее здесь, устроит допрос с пристрастием, прожжет ее насквозь своим страшным взглядом, и все будет кончено. Нет никакой надежды, что он приехал просто перекусить. Или поболтать со Степкой, например. Даша договорилась с сыном, чтобы он сегодня папу не отвлекал. Да, она все предусмотрела, тщательно взвесила и прикинула и только потом отрезала.
Неужели действительно уже отрезала? И пути назад нет? И прошлое не вернуть?
Дашка была уверена, что возвращаться просто некуда. Никто не звал, и никто не ждет. Только вперед, и кому какое дело, что стонет душа, что волосы на голове шевелятся от страха, что собственное отражение в зеркале вызывает оскомину.
Ей вспомнилась вдруг та страшная депрессия, когда она почти не выходила из дома и толстела на глазах, и все в том же распроклятом зеркале ее встречала незнакомая женщина со старым, изношенным лицом. Кирилл, подвернувшийся под руку, ничем не помог. Но почему-то именно в тот момент, когда он появился, когда Дашка снова научилась разговаривать с людьми и получать удовольствие от общения, когда душа жадно потребовала радости — Даша почувствовала, что все можно изменить. Словно сильные, настойчивые ростки пробивались в ее подсознании новые мысли.
И она решилась, и Кирилл пришелся кстати не только в роли страстного любовника. Так почему же до сих пор ее держит здесь что-то? Собственная нерешительность или любовь, которую Дашка давно забросала камнями, сровняла с землей и поставила тяжелый крест?
Дверь в комнату раскрылась неслышно.
— Привет. А Степка еще не пришел?
Андрей смотрел на жену, крепко сжимая ручку двери.
Дашка увидела, как побелели костяшки его пальцев.
— Нет. Привет. Степка еще не пришел.
— А ты чего здесь? Кормить меня будешь?
Ему хотелось крикнуть — взгляни на меня! Хотелось тронуть прокуренными, запыленными губами кудряшку у ее виска, наткнуться на знакомую тяжесть груди. Хотелось пройтись по этому желанному телу сапогами, затоптать следы не его объятий, заорать и двинуть кулаком в дверь, плюнуть в душу, как плюет сейчас она, не желая понимать, чего стоит ему этот бодрый тон и встреча с ее равнодушными глазами.
Он сам виноват. Он понимал это раньше, понимал каждый день, каждый миг их новой жизни, их новой эры, которую сам обозначил.
— Хочешь, ударь меня, — сказал он ей тогда, когда она уже сидела на чемоданах и собиралась поставить точку.