Читать «Подземная непогода (Рисунки Е. Адамова)» онлайн - страница 94

Георгий Иосифович Гуревич

— Ленуська, сердце мое надрывается, когда я смотрю на тебя. Ты ли это — в валенках, в ватнике? Ты охрипла, у тебя потрескались губы, обморожены скулы. Тебя гонит по свету, как лист, сорванный ветром. Зачем ты уехала, даже не выслушав меня? Ведь я же тебя на руках носил! Неужели твоя любовь была такой непрочной? Вернись, забудем все. Я окружу тебя теплом и вниманием. Ты же погибнешь без заботы, одна на краю света.

Елена пытливо смотрит ему в лицо, и Тартаков почему-то отводит глаза.

— Ты хитрый, Вадим, — говорит Елена. — Да, ты угадал. Мне на самом деле не хватает заботы и тепла. Я с удовольствием провела бы зиму в нашей комнате, среди вышитых подушек, с хорошей книжкой в руках. Но когда я подумаю, что в той же комнате будешь и ты… Ты прав, иногда бывает очень трудно. Когда я была в подводной камере совершенно одна, висела под судном на канате и канат перетирался, я трусила страшно. И чуть не плакала от жалости к себе, но повторила съемку три раза, потому что боялась сбиться с перепугу. Мне так хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом, кто угодно, лишь бы живой человек. Но о тебе я не подумала ни разу. Есть люди, которые помогают мне стать лучше, хотят, чтобы я стала сильнее, а ты держался только за мои слабости и раздувал их. Ты неустанно доказывал мне, что я нежная, тепличная, второсортная, пригодная только для комнатной жизни… Конечно, заманчиво, чтобы тебя носили на руках, но я знаю, что такое «носить на руках» по-тартаковски. Это означает дарить жене платья и избавить ее от службы, чтобы она жарила оладьи и вытирала пыль со стильных кресел. А я, между прочим, геолог, и мне не хочется стать уборщицей!

— Прежде всего ты моя жена!

— Жена — это друг и товарищ. Друга уважают, а не принижают. Зачем тебе жена? Купи пылесос, это обойдется дешевле.

— У тебя нет сердца, Лена. «Дешевле, дороже»! Сплошные расчеты, рассуждения. А где чувство, где любовь, где семья? Ведь у нас может быть сын, продолжатель рода!

Елена выпрямляется, как будто ее стегнули кнутом.

— Ты хочешь воспитывать моего Витьку? — гневно восклицает она. — Чему ты научишь его? Набивать комнату ценными вещами, губить чужие открытия ради своего покоя, говорить девушкам красивые слова и унижать их? Нет, мой сын никогда не будет Тартаковым! Пускай твоя фамилия вымирает. Я думаю, что при коммунизме тартаковых не будет вообще.

Она выбежала, махнув рукой. Тартаков оторопело смотрел ей вслед. Так гордился он своим умением жить… но что-то изменилось в этом мире. Поражение за поражением! Кто виноват? Судьба!

— Добрый день, Вадим Георгиевич.

Это Тася поздоровалась. Тартаков стоял у нее на дороге, загораживая выход.

— А, Эвридика!

— Я еду на гору, Вадим Георгиевич. Буду звонить вам в девять часов. Когда вы пойдете делать снимки?

— Не знаю, зачем идти, — мрачно сказал Тартаков. — Брошу все и уеду. Снимки — тлен. Все тлен, Эвридика. И я сам тоже. Тартаковы вымирают, при коммунизме их не будет вообще. Это установлено наукой.