Читать «Под сенью проклятия» онлайн - страница 16

Екатерина Федорова

— Мы поздоровкались, потом он мне показал, где поварня. — Я отправила в рот ложку.

Теперь ясно, зачем бабоньки сидели у окна. Глазели на мужика. Норвин и впрямь хорош собой — осанистый, спина прямая, подбородок упрямо торчит вперед, глаза молодые, синие. И борода русая, недлинная, видно, что скоблит лицо ножом каждый месяц, не забывает.

В общем, чем не жених. Я отковыряла от меда крошку, положила в рот. Саньша между тем раскраснелась ещё больше.

— У ней глаз на него положен. — Доверительно сказала Котря. — А он, слышь-ка, обещанную где-то имеет. На наших не глядит, вот Саньша у нас и извелась. Может, ты ей пособишь? Приворотное какое.

— Это можно. — Я размышляла, посасывая мед.

Если у нарвина есть обещанная, то есть сговоренная невеста, и он ей верен, значит, дело будет нелегким. Не то что бы невозможным, но.

— Только вот что. — Прямо сказала я, глянув на полыхавшую, как закат в месяце яблоне, Саньшу. — Если обещанная любит нарвина, и горевать потом будет, Кириметь-кормилица за тот приворот с тебя плату стребует. Твое счастье-удачу отберет. И девке отдаст на замену. А ты болеть начнешь беспрестанно, или помрешь скоро.

Саньша уложила на скрещенные руки пышную грудь и громко шмыгнула носом.

— А Ранеша мне этого не говорила. Она только двенадцать бельчей потребовала в уплату. А где их взять? Дома мамка вдовая, у ней ещё двое младших остались, сеструха да братуха, так что все мои бельчи туда идут.

— Травница может сказать не сразу, а потом. — Это я знала от Мироны. — К примеру, когда деньги уже у неё, а снадобье она ещё только протягивает. Но скажет обязательно, пусть даже в самый последний миг, иначе Кириметь-богиня на неё саму рассердится. Коль ты так смела, что от чужой доли отщипываешь, то и от твоей убыть должно. Иначе никак.

Я снова принялась за кашу. Мы с Мироной никогда так щедро не сдабривали еду маслом, и от непривычки уваренная пшенка казалась мне чуть ли не медовой.

— Вот оно как. — Со вздохом сказала Котря, подвигая поближе к моему локтю блюдечко со сморщенными кусками вываренных сушенных яблок. — Воду с яблок будешь? Она сладкая, я ей туес из-под меда полоскала.

— Буду. Спасибо тебе, баба Котря, за хлеб, за угощенье.

— Да на здоровье. — Повариха уже направилась к печи, стоявшей в середине поварни, с распластавшимися направо и налево открытыми подтопками, куда можно было ставить кастрюли и сковороды. — Дурищу вон нашу уму-разуму поучи. Она уже и бельчи копить собралась.

— Ну. — Я глянула на примолкшую Саньшу.

Та сидела, пригорюнившись. В широком вырезе сорочицы мерно поднималась и опадала полная белая грудь. Горевала девка, сразу видно.

— Глянь. — Сказала я, откурочивая ещё одну крошку меда с куска.

— Можно ведь не медведем ломится, а ужом проползти. Это я к тому, что надо узнать. Может, обещанная этому Сокугу и не мила вовсе? Или он ей не мил, а отец с матерью сговорили. Коли так, то урона никому нет, и Кириметь будет не в обиде.

— Да не говорит он со мной! — Горестно сказала Саньша. Запояска передника под её грудью протестующее треснула. — Вот с тобой заговорил почему-то. А на меня всякий раз глянет с небрежением, да рукой этак махнет, мол, ступай, откуда пришла. Ровно муху отгоняет. А я к нему и так и сяк. То квасок поднесу, то пирогу с рыбой — норвины, слышь, рыбу любят.