Читать «Под ласковым солнцем: Империя камня и веры» онлайн - страница 30

Степан Витальевич Кирнос

По аудитории готовы были пробежаться торжественные вздохи и бодрые переговоры, но тут же они оборвались резким словом

– Прошу вас, прекратите, у нас есть ещё целых полтора часа на занятие, – нервно, не терпя беспорядка, сказал преподаватель.

После чего академик залез в портфель, достал оттуда тетрадь, положил на стол и открыл её.

– Кто ни будь, приготовил, что хотел Гюнтер Вериль. – Не отрываясь от тетради, спросил преподаватель, посматривая на юношей и девушек, с непринуждённой колкостью добавив. – Можете поволноваться, он мне рассказал, что вам дал подготовить на дом.

В кабинете повисло молчание, которое прервал крайне недовольный голос академика:

– Что ж, я вижу, никто не соизволил подумать над темой. Ну, давайте,… давайте сейчас её обсудим, если вы ничего не хотите делать дома.

– Простите, господин академик, меня не было, и я хотел спросить, а что за тема? – послышался голос из зала.

Учитель слабо выдохнул, помял ладони и, успокоившись, спокойно ответил:

– Я говорил вам, что бы вы мне нашли информацию по теме «Место миланской и поздне-итилийского искусства в культуре великого Рейха», – и ещё раз, тщательно осмотрев зал, спросил. – Никто не хочет начать?

В аудитории продолжала стоять тишина.

– Тогда я начну. Больше двадцати лет тому назад наши территории были присоединены к великому Рейху, и перед нашим народом стоял выбор: найти своё место в лоне новой империи или бесславно погибнуть. Так вот, ради сохранения культуры и народа мы выбрали первое…

И тут академика перебил недовольный, переполненный наглостью, голос из аудитории:

– Сохранить? Мы ничего не сохранили. Культура рейха полностью поглотила культуру Милана, вобрала без остатка наш дух свободолюбия, сделав из нас обычных рабов.

Это Алехандро, уроженец Милана и бунтарь по своей сути. Инакомыслие и диссидентство были его основными столпами в жизни. Однако в таком государстве как Рейх это было жестоко наказуемо, но его спасало только терпение других академиков и добродушие друзей. Алехандро часто спорил с дедушкой Гюнтером, и старый преподаватель прощал ему это неподчинение идеалам Рейха по своей доброте. Но этот академик, который сейчас его слушал, он относительно новый профессор в этом месте, и этот спор был весьма опасен, но запал юноши ничего не могло остановить…

– То есть, по–вашему, Рейх только и подавляет свободу людей, то есть вы говорите, что рейх это тирания над людьми? – Спросил академик.

– Ну, а где наши свободы культуры и жизни, мы все под контролем, мы все рабы, все пленники этого несправедливого закона. – С напыщенностью, чуть ли не брызжа слюной, твердит Алехандро.

– Несправедливого? Почему? Я бы сказал, наши законы сдерживают разнузданность и похоть, а под контролем его величия Канцлера и людям стало жить спокойней.

– Канцлера? – недовольно переспросил юноша. – Да мы все на коротком поводке у его деспотичного величества.

– То есть, сейчас вы оскорбляете Канцлера?

Спор мог ещё долго продолжаться, но тут дверь со скрипом отворилась, и вошёл главный человек академии.