Читать «Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье» онлайн - страница 293

Марина Сванидзе

Система крепко-накрепко повязала, прилепила к себе самую образованную, знающую, читающую часть общества. Обанкротившись сама, система лишила статуса принадлежавшую ей интеллигенцию.

В начале реформ у Гайдара не было денег на поддержание этого статуса. Это решило дело и сформировало отношение. Интеллигенция, за редкими исключениями, Гайдара не отстаивала. Занятно, что при самом негативном употреблении словосочетания «шоковая терапия» в России сохранилось на редкость теплое, родственное отношение к чужому премьер-министру, человеку жесточайших либеральных убеждений и еще более жестких либеральных действий, к автору британской шоковой терапии Маргарет Тэтчер. Когда в 93-м году, уже после отставки Гайдара, Тэтчер приедет в Россию, толпы людей будут с восторгом ее встречать, с придыханием говорить «железная леди» и даже кричать: «Тэтчер в президенты!»

В реальности мы пережили шок, но от серьезной терапии отказались. Привычно, по-советски, чем дальше, тем больше, мы опять доверились государству. А оно и радо. Государство – это ведь конкретные люди на конкретных должностях снизу доверху. В 96-м Гайдар напишет:

«… за разговорами об усилении контроля государства над экономикой, как правило, скрываются мощные, личные корыстные интересы».

И в последней книге в 2009-м опять напишет:

«Необходимо отделение власти, бюрократии от собственности».

Гайдар не был бы Гайдаром, если бы там же не написал:

«И главное, понимать, что реальное развитие событий на самом деле зависит сегодня от наших усилий».

1993

В 1977 году секретарь Свердловского обкома Ельцин выполнил секретное постановление Политбюро и снес Ипатьевский дом, в котором был расстрелян последний российский император Николай Второй и его семья. Постановление Политбюро о сносе Ипатьевского дома было инициировано Андроповым в русле его борьбы с диссидентством. В данном случае в фокусе андроповского внимания были диссиденты-монархисты, которых было немало в художественной и литературной среде и которые вызывали у Андропова не меньшую озабоченность, чем Солженицын и Сахаров.

О сносе Ипатьевского дома Ельцин в воспоминаниях напишет: «Помешать этому я не мог – решение высшего органа страны, официальное, подписанное… Не выполнить постановление Политбюро? Я, как первый секретарь обкома, даже представить себе этого не мог».

Местным жителям в основном прошлое Ипатьевского дома было не интересно. Перед сносом дома люди тащили из него паркет, решетки, кто что мог, и использовали в хозяйстве.

Ельцин в воспоминаниях напишет: «Тогда, в середине 70-х, я воспринял решение о сносе достаточно спокойно». Ельцин не корректирует свое прошлое.

Через 20 лет, в 98-м году, он, в середине своего второго президентского срока, больной, непопулярный, будет хоронить в Петербурге останки царской семьи. Это никак нельзя назвать популистским шагом. Он махнул рукой на свой рейтинг. А людям в стране мало интересны эти останки.