Читать «Поводырь для крокодила» онлайн - страница 40

Ты приходишь в чужое кафе… Обоняешь чужую еду, Слезы льешь на фальшивой строфе И смеешься у всех на виду. Мне нужна красота позарез, Чтоб до слез, чтоб до звезд, чтобы гордо! Опускается солнце за лес, Словно бог с перерезанным горлом…

– пела пластинка. –

…Ах, танец, танец, что ты с людьми делаешь?… Ах, танец, танец, немой разговор…

Танец закончился… Девушка стояла молча…

Знаменитый ученый был неподвижен. Потом он вытер лицо. Встал. И сделал несколько странных шагов. И не сразу можно было понять, что он танцует. Неловко. Под музыку, которую слышал он один. И тогда к нему подошла актриса и начала танцевать с ним – почти так же хорошо, как Семина Муза,– и ученый старался изо всех сил. И затанцевали все. Все придорожное кафе. И танец перекинулся в переулки…

И в общем танце и сутолоке никто не расслышал негромкого звука. Крак! – раздался звук, но его никто не расслышал. Кроме приезжего.

Он побелел. Потом нагнулся и поднял раздавленный спичечный коробок, в котором лежала маленькая убитая ящерица.

Приезжий взялся рукой за сердце и тихо. пошел прочь от танцующего кафе.

Но этого тоже никто не заметил.

ПУСТЬ ОН ПРИДЕТ!

Бетховен идет по светлой ночной дороге. Осень и ночь. Черные дубы под ветром. Тучи на светлом фосфорическом фоне. Разрывы белых облаков. Лужи на каменистой тропе. Ветер.

Только что прошел дождь. Мрачно и бодро. Ритмичное хлюпанье ног в тишине. Идет господин Людвиг и грозно мычит мотив. И ему аккомпанирует вой налетающего ветра. И тогда господин Людвиг включает его в свой мотив. И идет дальше по лужам, которые сечет ветер. То он подыгрывает природе, то природа подыгрывает ему. Словно тарелка оркестровая, грохнула вывеска знакомого трактира. Господин Людвиг останавливается. Вой ветра раздается в водосточной трубе. И господин Людвиг его подхватывает. Он подхватывает и бьет вывеску кулаком, и хозяин высовывается из оконца на грохот и крестится и – видит звон колоколов, качаемых ветром, черная фигура с развевающимися волосами бьет кулаком в его вывеску и рычит непонятную мелодию. И господин Людвиг опять идет по лужам, по каменистой дороге. И свежий ветер гонит облака по небу и развевает его волосы – соль с перцем. Он откидывает красную крышку рояля и начинает играть то, что потом будет называться «Аппассионатой», и идет, не глядя на дорогу, и ни разу не спотыкается на выбоинах.

– Послушайте, что я сейчас пишу, Джульетта, – говорит он и играет мощно и светло. – Слышите, это схватка эмоции и воли… Гнев души, которая не совладала со страстью… Видите, я иду и спорю с ветром…

Он огляделся и увидел, что никакого ветра нет. Он опять все выдумал. Но уже стемнело. Улица пуста, и он один идет в полутьме. Все придумано – пышно и цветисто. Страсть, порожденная мыслью. Всего лишь. И не больше. Но это не страшно. Значит, дождь и ветер будут позднее. Он всегда раньше других чувствовал в воздухе электричество и ошибался только в сроках. Сделали из него забаву, черт побери, а ведь могли иметь друга, потому что он их любил, несмотря на украшения, платья, кареты, которыми они хотели загородиться от дороги, от бездомья, как будто есть другое богатство, кроме того, которое можно унести с собой. Теперь она пишет письма! А где она была, когда его обессиливала страсть? Когда он кричал. Она уверяла его, что любит музыку, неужели ей било непонятно, что такое эта Лунная соната?…