Читать «Повесть о Левинэ» онлайн - страница 41

Точные формулировки приговора уже рождались в мозгу председателя. Совершенно ясно, что подсудимый сознательно избегает упоминаний о гневном обвинении прокурора. Ему нечем оправдаться. Часам к пяти — приговор,— и под душем смыть с себя всякое воспоминание об этом бесчестном человеке!

—Господин прокурор говорит,— слушал председатель с механическим, профессиональным вниманием,— как я мог решиться на десять дней отвлечь от работы людей теперь, когда работа так настоятельно необходима? Но германское правительство во время войны оторвало от работы миллионы пролетариев не на десять, но на сотни и сотни дней. Германскому правительству нужны были Багдад и Лонгви, нам нужен коммунизм!

Председатель морщился брезгливо. Ведь чем смелей говорит подсудимый, тем ему лучше!

— Прокурор обвиняет меня в том, что я имел в виду применение также и смертной казни,— издевался Левинэ,— но ведь он говорит это в тот самый момент, когда сам требует смертной казни по отношению ко мне!

Ни одного слова в оправдание своей трусости!

— Прокурор говорил о внутреннем мире, который я нарушил,— продолжал Левинэ. — Я не нарушал его, потому что никакого внутреннего мира не существует. Оглянитесь вокруг себя. Здесь, в здании суда, вы увидите чиновников, которые получают сто пятьдесят, сто восемьдесят марок при теперешних условиях жизни...

И тут ветер прошел по собранию, и председатель почувствовал смутное беспокойство, словно в мыслях его обнаружилась некая неожиданная погрешность. Надо все-таки прервать этого мошенника.

— Загляните в квартиры в нынешних «гнездах спартаковцев», и вы поймете, что не мы нарушили внутренний мир — мы только вскрыли, что никакого внутреннего мира не существует...

Было похоже, что сейчас Левинэ даст повод для того, чтобы лишить его наконец слова. Он сядет на свое место бесчестным трусом — факт!

— В расстреле заложников,— обвинял Левинэ,— виновны те, которые в августе четырнадцатого года брали заложников, хотя тогда прокуратура не привлекала их за это к ответственности и не требовала применения к ним смертной казни. И если еще кто виноват в этом, то это те, которые забрались в Бамберг и оттуда прислали в Мюнхен обманутых пролетариев вместе с офицерами и неграми...

Наконец-то! И председатель поднялся, прерывая Левинэ.

Он ожидал сочувственного рокота аудитории,— все, как и он, должны быть возмущены наглостью этого человека. Но случилось неожиданное. Он ощутил внезапно оторванность свою от большинства здесь сидящих. Он не получал ожидаемого одобрения. Что это такое? Он как бы очнулся. Занятый своей игрой, своей тайной дуэлью с подсудимым, он не заметил, прозевал, прохлопал то впечатление, которое эта речь оказывала на аудиторию. Как могло случиться это с ним, с опытным судьей? Но разве возможен успех коммуниста в этом зале, полном полицейских? На миг озноб прохватил старое тело председателя, как предвестник смерти. Он решил немедленно же лишить слова подсудимого, но тут произошла новая неожиданность — Левинэ поднял руку и воскликнул: