Читать «Пленники Раздора» онлайн - страница 216

От этой запоздалой мысли Русаю сделалось горько и гадко на душе. Так гадко и так горько, что он, вместо привычной охоты на ворон, отправился на конюшню. Ибо тоску его мог понять и разделить один человек во всём свете — Торень. Уж он-то умел тосковать с полным знанием дела.

Мальчонок не прогадал. Конюх сидел на узкой скамье возле старой клети, в которой хранили овёс для лошадей, и скорбно вздыхал, вертя в пальцах какую-то железяку.

— Пришёл? — спросил конюх безо всякой радости. — Ой, горемыка ты… Одни кости да глаза во все стороны торчат.

Руська решил не сбивать мужика с горестного расположения духа, а потому не стал уточнять, каким образом глаза могут торчать во все стороны. Вместо пустопорожней болтовни он сел рядом с Торенем и тоже пригорюнился.

— Вот, погляди, — вздохнул конюх. — Это вот что? Я тебя спрашиваю, а?

Мальчик поглядел. В руках у собеседника оказалась ржавая железная колючка.

— Не знаешь? — спросил Торень, хотя и без того ответ был очевиден. — А я тебе скажу.

Конюх ещё раз покрутил колючку перед глазами и возвестил:

— Два гвоздя это. Промеж друг друга перекрученных. Небось, опять кузнецовы подмастерья дурью мерились. Во дворе валялось. Я и наступил. Уж не знаю, коим чудом стопу до кости не пропорол. Сапог, видать, спас. Но я-то ладно, хотя сапог и жалко… — Мужик покачал головой и спросил у Руськи: — А ежели бы лошадь? Чего молчишь? Тебя спрашиваю.

Паренек ответил:

— Ногу бы сбедила.

— Тьфу! — согласился конюх и сказал: — К Главе пойду. Пусть хоть всех их рядком к столбам привяжет и высечет. Умнее будут.

Он поднялся и, прихрамывая, направился прочь от конюшен. Руська проводил собеседника взглядом и понурый поднялся с лавки. Надо возвращаться. Но стыдно-то как…

В этот самый миг кто-то цепко ухватил его за ухо.

— Ах ты, щегол, — раздался знакомый родной голос, в котором нынче не было и тени теплоты. — То-то мне сказывают, что молодший в лодыри подался. Почему не на уроке?

Мальчик ойкнул и виновато поглядел на сестру. Была она сердитая и осунувшаяся. Но пальцы, словно железные клещи, стискивали ухо меньшого братца. И ни радости в глазах, ни улыбки на лице. Злющая. И взгляд колючий.

— Ежели ещё раз из-за тебя старшим нагорит, — сказала Лесана, — привяжу к столбу, спущу штаны и лично кнутом отстегаю так, что на зад две седмицы не присядешь. Понял?

У Руськи на глаза навернулись слезы обиды и вины. Он испуганно кивнул, потому что никогда прежде не видел сестру такой чужой и суровой.

— Тут тебе не деревенские посиделки-веселушки, — продолжала девушка, ведя меньшого за ухо через двор. — Привезли уму-разуму набираться, так учись, нахалёнок.

Паренёк сглатывал слезы боли и обиды, но молчал, не спорил, не хныкал, не пытался оправдываться. Понимал — права сестра. Ну и ещё боялся, конечно, твердость её руки на собственном заду испытать.