Читать «Планета Харис (р-)» онлайн - страница 84
Валентина Михайловна Мухина-Петринская
Мы вошли в освещенный подъезд, и я, достав блокнот, прочел ей возле лифта слова, выписанные мною из тоненькой книжки очерков одного талантливого журналиста семидесятых годов прошлого века. Что-то в них потрясло меня, и я выписал дословно: «У человека две жизни: та, которою он действительно живет, и та, которою он мог бы жить. Нереализованная, непрожитая жизнь эта каким-то образом отражается на жизни действительной. И чтобы до конца понять человека, надо представить себе, как он мог бы жить, попади он в совершенно другие обстоятельства…» Правда, хорошо сказано?
— Очень. Очень хорошо!
— Что же вы будете делать во второй своей жизни? Рената не то полушутливо, не то торжественно подняла кверху руки.
— Я буду писать поэму, я уже пишу.
— О чем?
Рената слегка смутилась.
— Не знаю почему, но… понимаете, меня это переполняет. Я пишу поэму о… космосе. О трепещущей былинке в межзвездных безднах — Человеке. О чудных и непостижимых цивилизациях, с которыми он столкнется в своих поисках Вечности. Может, это слишком дерзко, но я… Я… вижу это, даже закрыв глаза.
13 ЧЕРЕЗ СТО, ЧЕРЕЗ ТРИСТА ЛЕТ
Благожелательно и заинтересованно Ермак Станиславович выслушал меня и Ренату. Ни малейшего следа недоверия. Не ошибся я в этом человеке — родном дяде Вики.
Мы сидели в его кабинете, в Институте Личности на Чистых прудах.
— Приходилось ли вам сталкиваться с чем-либо подобным? — напряженно спросил я.
— Да. Недавно, — подтвердил Ермак, разглядывая Ренату. Я вскочил со стула.
— Успокойся, Кирилл, — заметил Зайцев. — Три случая, кроме ваших…
— Кто? Что вам об этом известно?
— Только успокойся, а то я отложу разговор. Ну ладно. Ты сядь… Так вот, случай первый. Ко мне обратился врач из Института психиатрии Валерий Тер-Симонян, такой симпатичный молодой человек, с мышлением незаурядным и нешаблонным. К нему в отделение доставили крайне нервного и желчного мужчину, который изъяснялся на чистейшем древнерусском языке семнадцатого века, был одет в сильно поношенный кафтан и назвал себя протопопом Аввакумом.
— Что?!
— Да. Аввакум. Вот так. Тер-Симонян не то что поверил ему, но многое в этом случае не объяснялось… Он не стал обращаться со своими сомнениями к главному врачу, а пришел ко мне. Тер-Симонян принес с собой одежду Аввакума, его обувь, документы, письма и просил меня, чтоб я от своего имени установил лабораторным путем — фальсификация ли это или…
— Ну и что?
— Семнадцатый век!.. Но этой материи, этой бумаге не триста лет, а самое большее — несколько месяцев.
