Читать «Планета Вода» онлайн - страница 212

Философ копеечный, подумал Фандорин, не снисходя до дискуссии. Такому, конечно, хотелось бы, чтобы человечество вызверилось, чтобы настали темные времена, как в глухую пору Средневековья, после краха античной цивилизации. Убивай, кровопийствуй, грабь – и ничего тебе за это не будет. Но на дворе двадцатый век, эпоха технического прогресса, смягчения нравов, просвещения. В мире – при всех издержках и оговорках – все-таки правит разум. Уж в Европе-то во всяком случае. Да и в бедной, противоречивой России, которой вечно всё дается с таким трудом, дела, кажется, понемногу налаживаются. Послереволюционный хаос преодолен, промышленность развивается, а самое главное, самое отрадное, что наконец разработан и, может быть, скоро вступит в силу закон о всеобщем образовании. О, через двадцать или даже через десять лет Россию будет не узнать!

Цукерчек искоса, снизу вверх поглядывал на молчаливого спутника.

– Вы сильный человек, господин без имени. Очень сильный. Я редко таких в-встречал. Собственно, вы – второй.

Он сделал паузу, очевидно, рассчитывая, что Фандорин спросит – а кто был первый, но Эрасту Петровичу было неинтересно, кого там встречал этот урод в своей уродской жизни.

Кажется, такое пренебрежение Ружевича уязвило.

– Но он сильнее вас. Потому что у него совсем нет слабостей. Он такой же, как я. А у вас одна слабость есть. Существенная.

Снова выжидательный взгляд: ну, спроси же меня, спроси.

Не дождался.

С высокого крыльца пузатый господин осторожно спускал коляску, в которой сидела такая же, как он, дородная дама, вся укутанная в теплое и с пледом на коленях. Меховой капор инвалидки был украшен золотыми звездочками из фольги, лицо прикрывала маска сказочной принцессы.

– Ein wenig Geduld, meine Schätzchen, – пыхтя приговаривал мужчина. – Dein Männle ist nicht mehr so jung.

– Lassen Sie uns helfen, mein Herr, – предложил Ружевич и обернулся на Фандорина. – Не в-возражаете?

– О, сердечно благодарен! – по-немецки ответил толстяк, приподняв шапочку, увенчанную серебряной снежинкой. – Бедняжка Ирма так просила покатать ее по новогодней площади. Это для нее большая радость.

Дама же ничего не сказала (у нее бессильно отвисала нижняя губа), но промычала что-то благодарственное.

– Я сверху, вы снизу, вот так. Взяли! Осторожнее! – Цукерчек с натугой приподнял кресло.

– Вы русские? – удивился несчастный муж. – А такие милые. – И смущенно хлопнул себя по губам. – Ой, ради бога извините…

– Вы – жертва австрийской русофобской прессы, – попенял ему Ружевич, кряхтя под тяжестью ноши. – Среди русских, как во всякой нации, есть и плохие люди, и хорошие… Так я продолжу, – снова перешел он на русский. – Вы, конечно, человек сильный, кто спорит. Но по-настоящему силен не тот, кто сильнее, а тот, у кого нет слабостей. Поэтому я сильнее вас.