Читать «Пламя (сборник)» онлайн - страница 20

Олаф Степлдон

Стэплдон горько, наивно ошибался, что Гитлер и подтвердил истреблением шести миллионов евреев. Интересно было бы узнать, как относился в то время к евреям сам Стэплдон. Сейчас мы можем судить об этом разве что по тем мыслям, которые он выражал в своих книгах, а они кажутся вполне обычными. Вот, к примеру:

…к евреям относились с… уважением, к которому, однако же, примешивалось презрение… они сохраняли мнимость, если и не факт, расовой целостности. Они были изгоями, пусть необходимыми и влиятельными, но изгоями… Евреи сделали себя незаменимыми в финансовой организации мирового устройства, далеко опередив все прочие народы вследствие того, что лишь они одни сохранили скрытую почтительность к чистому рассудку… В них он назывался сатанинской хитростью, и сами они всегда оставались воплощениями сил зла… Таким образом, со временем евреи сколотили нечто вроде «корнера» интеллекта и принялись широко использовать его в своих собственных целях, так как за две тысячи лет гонений давным-давно превратились в неизменных сторонников трайбализма, подсознательно, а то и сознательно… Пусть и способные на некоторую критику тех практических средств, за счет которых достигается цель, они стали совершенно неспособными на критику главных целей, которые всецело занимали их народ на протяжении тысяч лет. В них интеллект сделался полностью подчиненным трайбализму. В этом заключается определенное оправдание для той вселенской ненависти и даже физического отвращения, с которыми к ним относились, так как лишь только они оказались не в состоянии один большой шаг вперед, от трайбализма к космополитизму, который у других народов уже не был чисто теоретическим.

В работах столь известных мастеров научной фантастики, как Жюль Верн, Г.Дж. Уэллс и М.Ф. Шил, произведения которых, с «невырезанным» из них расизмом, издавали даже еврейские фирмы, встречались и гораздо более нелицеприятные суждения о евреях. Но что это меняло? В те времена это было таким же естественным, как дыхание, даже среди писателей, и мало кто об этом задумывался.

Но Олафу Стэплдону суждено было пережить необычайный момент истины. В 1939 году он какое-то время являлся штатным сотрудником Ливерпульского университета — заменял заболевшего преподавателя. Декан собрал у себя весь коллектив и объявил, что немцы размышляют над будущим евреев Австрии и Германии, и можно попытаться спасти шесть еврейских студентов из Вены. Несмотря на то, что им осталось всего несколько месяцев до выпускных экзаменов, некоторым из них уже объявили, что окончить университет им не позволят, и теперь они отчаянно пытаются спастись, выехав из страны. Имеются ли желающие приютить у себя этих студентов на несколько недель?

Стэплдон предложил свои услуги. Девушка-беженка из Вены, которая уже жила в семье профессора Сайми из Ливерпульского университета, как оказалась, дружила с одним из этих студентов, Вольфгангом Брюком: она предложила его кандидатуру. Вообще говоря, Брюк не был евреем по религии, но так евреями были его бабушка и дедушка, Венское высшее техническое училище проинформировало его о том, что закончить обучение ему не позволят. Родители Брюка родились евреями, но затем обратились в лютеранство. Его мать умерла, когда он был еще ребенком, но отец, инженер-строитель, был отправлен в концентрационный лагерь. (Чудом выжив, он остался в Австрии после войны).