Читать «Пир князя Владимира» онлайн - страница 103

Каждый день для него начинался по-новому. Он захватывал волны широкими и сильными движениями, от плеча, а трепетание – быстрыми, короткими рывками кисти руки.

Дерево, вода, камень.

Дуб. Полнокровный, в напряжении своего долголетия, в котором он властвует над пространством; или зрелый, сухой, при смерти, сопротивляющийся исчезновению знаниями, что скопились в нем за века, которыми он вместо пересыхающих соков питает скудную листву. Один, единственный. Или в диалоге с человеком. Один дуб и один человек, на встрече времен.

Вода. Вездесущая, живая, густая, как кровь, прозрачная, как слеза. «Как женщина», – иногда говорил он, когда она от него ускользала и причудливо завихрялась. И уже при следующем движении кисти очаровывала кроткими волнами и хрустальными каплями. Источники, водовороты, широкие заливы, тихие бухты, водопады… Вода самодостаточна, она наполняет собой картину так же, как весной выходит из берегов.

И камень. Начало и конец. Камень – это хранитель.

Он изображал и женщин, пригрезившийся ему образ завораживал с такой силой, что, казалось, таяли краски. И так до встречи с ней, когда неизвестность превратилась в надежду на возможность решения.

Закончив занятия с учениками, он сразу скрывался у себя в студии. Работал много, спал урывками. Ночь не приносила передышки, она открывала новые пространства, уводила его в скитания, из которых он возвращался опустошенным, а его ступни горели так, словно он передвигался по огненным тропам. Он искал.

Отдыхал он по-своему, стоя перед мольбертом, с напряженными мышцами, вытянутой шеей, поднятым подбородком. Весь как сжатая пружина, только руки свободно опущены вдоль тела, а освобожденные мысли разлетаются в разные стороны, словно пчелы в поисках меда. Возвращались они к нему отяжелевшими, плодовитыми, и он после паузы, короткой или более длинной, продолжал работу.

В углах студии, накрытые белой бумагой, тонкой как паутина, и отзывающейся на малейшие движения воздуха, прятались картины, которые он никогда не выставлял. Хоть и участвовал во многих выставках в Белграде, по всей Сербии, за границей, была у него серия картин, которые он берег от чужого взгляда. Они были давними, и каждая из них рассказывала какую-нибудь историю. Пока он над ними работал, ему казалось, что он читает таинственную книгу, переводит знаки и складывает из них картины. Он чувствовал, что их предназначение особое, и ждал, когда поймет, в чем оно состоит.

Он должен был запастись терпением.

Понимание запаздывает именно тогда, когда мы несемся за ним вскачь.

Мозаика

– Что это у тебя на плече? Крыло какое-то?

– Ну, иди ко мне, ты же не для того сняла с меня рубашку, чтобы пересчитывать на мне отметины?!

Рубашку в мелкую сине-бело-желтую клетку каждый из них ухватил за свой рукав, но никто не тянул. Так и продолжая за нее держаться, она зашла ему за спину и провела рукой по его плечу, изучая и наслаждаясь одновременно.

– Можешь одеваться. Я все увидела.

– В каком смысле – одеваться? Даже не подумаю! Я собираюсь и остальное снять!