Читать «Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI» онлайн - страница 256

Дмитрий Александрович Быстролетов

Теперь под пристальным взглядом Адриенны ван Эгмонт вдруг оробел: он почувствовал, что в чем-то она не одобряет его и, что всего хуже, она права!

— Как вы изменились, — грустно проговорила молодая женщина и глазами смерила художника с головы до пят. — Дорогой модный костюм… Блестящие ботинки… Вы даже пополнели за эту неделю. Помолодели. Выглядите таким, каким были до отъезда в Африку? — она смолкла.

— Разве в этом есть что-то плохое? — ответил ван Эгмонт. — На вашем лице я прочел упрек. Напрасно. Если все дело только в моей наружности, то, очевидно, мне не следует беспокоиться: я не хочу подвижничества ради подвижничества, я — не религиозный фанатик. Бороться стоит только ради победы. Помните, вы сами мне говорили об этом под каштанами?

Адриенна подняла строгие глаза.

— В течение недели изменилась ваша внутренняя сущность, а наружность только точно отразила это изменение.

Какое-то чувство, похожее на страх, больно укололо ван Эгмонта, или это был стыд?

— Я изменил свою внутреннюю сущность? — вызывающе сказал он. — В чем?

Он по-барски откинулся в кресле, стараясь сохранить если не внутреннюю, то хоть внешнюю твердость.

— Вы стали процветающим включенцем. Гай, — Адриенна вдруг произнесла это слово таким же взволнованным голосом, как тогда, во дворе под каштанами, идущим от сердца к сердцу, — Гай, вы получили свои тридцать сребреников.

Он скосил глаза в сторону и опустил ногу.

— Я? За что? — его взгляд теперь стал неуверенным. Он чувствовал, что краснеет.

— За предательство.

Они помолчали. «Она права! — закричала внутри ван Эгмонта совесть. — Она права. Но в чем? В чем именно?»

Адриенна собиралась с мыслями.

— Как должна была называться книга?

— «Цепи и нити».

— Так почему же она вышла под названием «Люонга»?

Художник облегченно вздохнул.

— И только-то! Это имя одной девочки, которая…

— Я это знаю, вы рассказывали. Но не о ней идет речь. Это название рассказа и самого слабого из всех.

— Возможно. Я его написал первым, еще в голове во время скитания в джунглях, не имея под рукой бумаги.

— И поместили в конце рукописи?

— Да.

— Каким же образом в книге рассказ стал первым?

— Издатель просил разрешения внести изменения в порядок расположения рассказов, и я разрешил через посредника, мсье Шарля Гида, известного литератора.

— Вы поставили книгу вверх ногами.

— Я сам чувствую, что это получилось глупо, но порядок…

Адриенна покачала головой.

— Изменение порядка расположения материала позволило перенести ударение с темы критики колониализма на тему смакования колониальной экзотики, — вдруг горячо прорвалась она. — Гай, Гай, как вы могли это сделать? Упасть до уровня Пьера Лоти, Клода Фарера и еще более легковесных любителей выколачивать деньги из торговли крашеной эротикой! Как вы могли сунуть палец в страшную машину, которая сейчас же оторвала вам руку? Разве вы не заметили, что критики превозносят до небес именно этот рассказ, а об остальном шепчут скороговоркой? Этот рассказ, особенно его окончание, объявлены вашим и всего потерянного поколения credo! Из знаменосца освобождения угнетенных вы превратились в дутого пророка упаднической философии наших эстетов и философов! Смотрите, — Адриенна порывисто схватила лежавший на столе журнал, — они уже договорились до того, что вы перекликаетесь со Шпенглером, этим презренным гитлеровским подголоском: «Проникновенные слова поднимают читателя к вершинам современном философии, и сквозь страницы “Люонги” видны лучшие строки “Заката Европы”». Вы слышите, Гай? Я помню вашу концовку, она была написана следующим образом: