Читать «Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V» онлайн - страница 2
Дмитрий Александрович Быстролетов
День закупки снаряжения оказался днем сильных ощущений. С важностью начальника экспедиции я вошел в лучший универсальный магазин на одном из больших бульваров.
— Едете в Африку? Очень, очень приятно, мсье!
Дежурный администратор принял меня с радостью, в которой я увидел только дань грандиозности моего предприятия. Увы! Это была хищная радость настоящего африканского людоеда, и я немедленно заплатил за нее крупным чеком. Распорядитель исчез и через минуту появился с высокой седой дамой, поразившей меня гигантским бюстом и благородным выражением сильно напудренного лица. У молодого лорда Артура Сэвила тетушка должна была выглядеть именно так.
— Это — хозяйка нашего кухонного отделения, вверяю вас ее гостеприимству, — ласково прожурчал распорядитель, и торжественная церемония ограбления началась. Я сидел в кресле, почтенная дама командовала, а ловкие девушки сновали вокруг и тащили вещи, без которых никак нельзя обойтись в дебрях Черного континента: кастрюльки с герметическими крышками, сковородки из нержавеющей стали, резиновые корыта и ведра, какие-то щетки в чехлах из тяжелейшей кожи и многое-многое другое. Через полчаса я стал счастливым обладателем переносной плиты из четырех примусов и портативного холодильника, который с трудом ворочали два дюжих рабочих. Напрасно я делал попытки спастись: кухонная дама их ласково, но твердо обрывала. Через час я уже лишь молча подпирал рукой распухшую голову и осоловелыми глазами смотрел на ворох дорогой дряни у моих ног. Затем меня пропустили через гостеприимные руки еще нескольких дам и снабдили ассортиментом ажурного и теплого белья, рубах белых и защитных, носков непромокаемых и простых, набором настоящих африканских кальсон и коробкой подтяжек, какие носит сам господин Луи Юбер Гонсальв Лиотэ — маршал Франции и Высокий резидент в Марокко. Мое душевное состояние близилось к надрыву, но вот тут-то я и очутился в кабинке с тремя зеркалами, где портной снял мерку для белого колониального смокинга, а затем принес какую-то куртку песочного цвета, брюки галифе, шлем, сапоги и кожаную сбрую. Я должен был сделать примерку и действительно кое-как напялил на себя эту чушь.
Равнодушно бросил взгляд в зеркало… и замер в восхищении!
Оттуда глядел на меня герой — да, высокий и статный офицер международной армии империализма, затянутый в элегантный мундир, беспощадный колонизатор, которому не хватало только хлыста. Золотые пуговицы, сапоги, кобура пистолета, пояс, ремни бинокля, компаса и фотокамеры — все сияло. Высокий шлем гордо украшал голову, требовались еще только перья и меч: я был воплощением мужества и силы, рыцарем, повелителем, конкистадором, достойным потомком и преемником легендарных бойцов и победителей — Годфруа Бульонского, который первым ворвался на стены Иерусалима, или Франциска Писарро, окровавленной шпагой проложившего себе путь к Храму Солнца. И лицо словно переменилось, когда я поворачивался перед зеркалом то боком, то спиной. Нет, решительно, костюм сделал чудо: из-под шлема угрожающе торчали вперед тяжелая челюсть и подбородок с ямочкой, движения стали иными, даже кабинка парижского портного вдруг исчезла, как будто открылись бескрайние просторы да рванул африканский ветер, что не знает удержу и преград… Теперь снимать эти боевые доспехи было жалко, я стоял и смотрел в зеркало и как будто бы видел там отражение своей юности — залитые солнцем палубы, белые гребни волн и веселую игру соленого бриза пестрым флажком на мачте.