Читать «Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V» онлайн - страница 193

Дмитрий Александрович Быстролетов

— Бьется, как птичка в клетке! — ласково говорила миловидная гражданин начальник, просунув узкую кисть под мою грубую рубаху с лагерными клеймами. — Пусть сердечко успокоится, а не то я унесу птичку с собой!

«Вот если я не умру, то попытаюсь унести твое!» — храбрился я, глядя на нее сквозь дымку полуобморочного состояния.

Красивой, статной женщиной, похожей на породистую англичанку, оказалась Александра Ивановна Слепцова — хирург и начальник Центральной больницы Норильлага. Лечащий врач — осужденная Кузнецова Хая Яковлевна, прибыла в Норильлаг из Томского исправительно-трудового лагеря. Попов дополнил рассказ Быстролётова.

Судьба Г.А. Попова типична для тех лет: арестован в 1937 году, тюрьма в городе Орле, Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорен к 12 годам заключения в ИТЛ. Весь срок заключения работал врачом в Норильлаге, после отбытия наказания жил и работал в Норильске врачом, затем в отделе здравоохранения города. Пока позволяло здоровье, жил на Севере (за Полярным кругом), затем уехал в Москву.

Вот сведения о Быстролётове, полученные от бывших заключенных ИТЛ. Вот что пишет о Быстролётове Амдур Залман Соломонович:

Мое знакомство с Дмитрием Александровичем началось примерно с сентября 1940 года на этапном лихтере, когда нас вывозили из Норильского лагеря как заключенных, «не поддающихся восстановлению в условиях Крайнего Севера». Дмитрий Александрович был «сактирован» после гнойного плеврита, а я — после истязаний в застенках Ивановского НКВД. Мы оказались в медобслуживании этапа и поэтому жили не в трюме, а на палубе лихтера, что способствовало нашему общению и сближению.

Быстролётов был очень красивым мужчиной, с умными голубыми глазами, мягкой улыбкой, при которой появлялись ямочки на щеках. Отличный рассказчик с неторопливым и негромким голосом, четкой дикцией и правильной русской речью высококультурного человека. В эмоциях проявлял крайнюю сдержанность.

Вспоминались наши долгие беседы с Дмитрием Александровичем, незабываемые его рассказы о потрясающих воображение фактах. Его рассказы даже о весьма деликатных обстоятельствах жизни были лишены и тени похабщины.

В лагере держался с большим достоинством.

В этом же этапе находилась бывшая врач Лефортовской тюрьмы А.А. Розенблюм, в прошлом участница Гражданской войны, медсестра в отряде Щорса, которую Дмитрий Александрович узнал. Он мне сказал, что, когда во время допроса «с пристрастием» в присутствии Ежова он потерял сознание, его привела в чувство именно она. Быстролётов, очнувшись, увидел ее со шприцем в руке, и она сказала, обращаясь к его истязателю: «Товарищ капитан, можете продолжать».