Читать «Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V» онлайн - страница 174

Дмитрий Александрович Быстролетов

В середине 1936 года Быстролётов начал рваться домой в Россию. Вот телеграмма Быстролётова Центру:

Уважаемый товарищ Артем, я устал, нездоров и работать дальше без серьезного отдыха не могу. Я чувствую изо дня в день растущий недостаток сил, естественно понижающий качество работы, вызывающий неряшливость в технике. Кроме того, на почве переутомления появились симптомы болезни, которой я болел в 1921–1922 годах — депрессии. В моих руках дело большой важности и судьбы нескольких человек. А между тем… на меня давят усталость и периоды депрессии, я работаю только нервами и напряжением воли. Без малейшей радости успехов и любви к делу, с постоянной мыслью хорошо бы вечером лечь и утром не подняться. Я нахожусь за границей 17 лет, из них на нашей работе 11 лет, в подполье 6 лет. Неужели этого недостаточно для получения смены? С товарищеским приветом. Ганс.

Обратите внимание на небрежность в работе Быстролё-това: в сообщении Центру он указал не служебное имя «Андрей», а имя из голландского паспорта «Ганс».

Центр — Быстролётову:

Дорогой товарищ Ганс. Прошу Вас набраться терпения и побыть на этой работе еще месяца полтора-два… Меня больше всего удивляет развинченность ваших нервов… Я вынужден, несмотря на понимание того, что могу Вам причинить несколько неприятных секунд, заявить, что эти мысли полного упадничества совершенно недостойны нашего работника, вне зависимости от того, в каких бы тяжелых условиях и с какими бы нервами он ни находился на работе… Бросьте уныние и оставшимися двумя месяцами не пачкайте всю вашу большую многолетнюю работу в прошлом. Артем.

В конце 1936 года Быстролётов возвращается в СССР, его не отпустили на гражданскую работу.

Я работал в 20-м секторе у полковника Феликса Гурского в качестве переводчика с окладом в 1000 руб. в месяц. Тем временем из-за границы вернулись все разведчики, которых я знал и которых не знал. Происходила смена кадров. Я написал две главы — «Конспирация» и «Легализация» — для первого в СССР учебника для школы разведчиков и получил за это благодарность в приказе по ИНО. Слуцкий сообщил мне, что он готовит мне назначение за рубеж с заданием чрезвычайной важности. Ехать я должен был через Японию с паспортом финского инженера-лесовика. Меня с женой отправили в Карелию, чтобы мы нахватались некоторых знаний и понимания обстановки. Когда все было выполнено, Слуцкий отвел меня к Ежову, представил как одного из лучших своих оперативных работников и изложил суть дела. Ежов написал резолюцию: «Утверждаю. Ежов», — встал, обнял меня, трижды поцеловал и сказал: «Ни пуха, ни пера! Будьте горды тем, что мы даем вам один из наших лучших источников. Сталин и Родина вас не забудут».

Я видел документ с подписью Н. Ежова, в верхнем левом углу наискось синим карандашом написано: «Утверждаю, Н. Ежов, 27 марта 1937 года».

Слова наркома автор запомнил: «Мы даем вам наш лучший источник. Цените это. Вы зачисляетесь в кадры с присвоением воинского звания старшего лейтенанта госбезопасности. Подавайте заявление о приеме в партию: оно будет принято». Нужно было сказать «переоформляйтесь», поскольку Быстролётов с 1930 года уже был кадровым сотрудником ИНО. В 1937 году в Главном управлении государственной безопасности Наркомата внутренних дел (ГУГБ НКВД) все поголовно кадровые сотрудники внешней разведки были членами партии ВКП(б) и военнослужащими. Быстролётов оказался исключением, он не был членом партии и военнослужащим, и для него оформление начиналось с приема в партию, затем должны были последовать аттестация и присвоение воинского звания.