Читать «Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 1» онлайн - страница 8

— Стой!

Дежурный коридорный надзиратель принимает мою карточку от разводящего, шепотом проверяет ее, отпирает железную дверь и толкает меня внутрь. Началась моя тюремная жизнь, вернее, ее первый этап — бутырский.

Камера длинная, с двумя окнами на другом конце. Решетки, двойные грязные стекла и высокие железные козырьки почти не пропускают дневного света. Под потолком тускло краснеют электрические лампочки. Направо и налево — деревянные нары, на которых плотными рядами спят люди, головами к проходу, ногами к стенам, лицами к дырочке в двери — глазку или очку, через которую надзиратель наблюдает за спящими. Обе руки у всех положены сверху, поверх пальто или одеял. Такие же, как у меня, домашние наволочки, набитые вещами, заменяют подушку. Кое-кто лежит на грязных измятых пальто, большинство прикрывается ими. В проходе стоит длинный, чисто выскобленный стол, на нем кружки и чайник. Под столом и скамьями, прямо на кафельном полу, спят люди, их в камере человек семьдесят. Прямо у входа, справа — две высокие железные бочки, покрытые крышками. Это — параши, так называют в тюрьмах бочки для мочи. Увидев их, я вдруг замечаю, что задыхаюсь. Воздуха нет, жаркий смрад кажется клейким, он похож на бурый пар. Я брезгливо присаживаюсь на краешек скамьи, предварительно осторожно сделав три шага между телами на полу, кладу свой узел рядом на скамью и жду. Слышится ровное сопение спящих, кашель, сонное бормотание. Сквозь форточки снаружи доносится отрывистый резкий шум, похожий на механический грохот какой-то машины — р-р-р, р-р-р, р-р-р. «Что бы это было? Какая-то трамбовка или камнедробилка работает во дворе?» — думаю я и начинаю рассматривать лежащих. Все одеты в довольно чистое домашнее белье, у многих уже порванное… Под головами — вещи. Ни одного приличного костюма… Лица серо-желтые, испитые, некультурные, безобразные… Тщетно я ищу интеллигентное, умное лицо: и справа и слева раздутые желтые морды, каких я и не видывал на улицах. Откуда собрали этот сброд? И вдруг одна мысль объясняет все разом: я в камере для уголовников, меня посадили к пьяницам, ворам и разбойникам! «Что делать? — думаю я. — Протестовать? Конечно! Энергично протестовать! Я должен с первой же минуты защищать свои права!» Но к моим ногам прижаты спящие, чья-то щека прильнула к моему ботинку. Как поступить? Я колеблюсь, случайно гляжу на окна и решаю: уже светает, сейчас эти люди проснутся, и я объясню дежурному надзирателю досадную ошибку. «Спокойствие, милый! — говорю я себе. — Побольше выдержки!»

Вдруг в коридоре раздается резкий звонок. В дверях откидывается форточка, и дежурный кричит в камеру:

— Подъем! Подъем!

И разом около сотни неподвижных тел ожили: все стали натягивать на себя лохмотья, у многих в руках мелькнули куски мыла и полотенца. Кто-то, лежавший у левого окна, закричал сиплым голосом:

— Дежурные! К парашам! Приготовиться! Вылить воду из чайников и кружек! Живо!