Читать «Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 1» онлайн - страница 43

Жаба стал осматривать меня более внимательно. Ощупывая, спрашивал:

— Здесь болит? А здесь? Тэк-с… Тэк-с… Повернись, гад. А здесь? В этом разрезе?

Потом приказывал мордобойцам:

— Отведите обратно. Пусть еще полежит пару дней, работать с ним рано.

Но иногда, по его мнению, можно было сразу приступить к делу. И они работали. Честно — с диким ревом и страшно искаженными лицами, но осторожно выдерживая дозировку. Это несоответствие бросалось в глаза. «Рев и лица — театр, — решил я. — Психологическая атака».

Нерабочие периоды отдыха все удлинялись. Я чувствовал, что сдаю, что слабеет сердце: оно у меня всегда было не на высоте. Время шло. Следствие не двигалось. Пока однажды ночью Жаба не объявил, что у него нет больше времени возиться со мной и что начальство разрешило убить меня, если только я не соглашусь писать. В эту ночь он применил новые методы принуждения — от избиения руками и ногами перешел к инструментальной обработке, и я действительно почувствовал близость смерти. «Все, — подумал я. — Надо решаться. Смерть — не выход: она — конец борьбы. Надо бороться дальше. Сопротивление может быть и гибким, не только таким, как теперь — лоб в лоб. Хорошо смеется тот, кто смеется последним».

Под утро практикант Шукшин разобрал мой шепот: «Буду писать». Меня усадили к столу. Жаба вложил мне в пальцы ручку и сам стал водить моей рукой по бумаге, царапая заявление Народному Комиссару Внутренних дел о добровольном признании.

На носилках меня принесли сначала в больницу, потом — в камеру. Я отдыхал неделю. Следствие наконец тронулось с мертвой точки.

— Тэк-с, тэк-с. Здоров, Митюха! — приветливо закричал полковник Соловьев, едва меня втащили в кабинет. — Отдохнул? Прекрасно! Выглядишь как огурчик! Давно бы так! А то и нас замучил, и себя: с нехорошей стороны показал себя, с очень нехорошей! Ну, кто старое помянет, тому глаз вон. Садись! Раньше мы работали одни, а ты саботировал, боролся. Теперь будем работать вместе в этом разрезе — дружно, сообща: ты будешь диктовать, я — записывать. Теперь ты, Митюха, вроде хозяин, а я — хорошенькая секретарша при твоей персоне! Ха-ха-ха!

Соловьев позвонил. Вошла благочестивого вида старушка в белом фартуке и наколке.

— Чай будешь пить, Митюха?

— Буду.

— С лимоном?

— С лимоном.

— Молодец. А бутербродов в этом разрезе хочешь?

— Хочу.

— Правильно. Тэк-с, тэк-с… Люблю людей с хорошим аппетитом: в здоровом теле — здоровый дух! Принесите еду, мамаша, два стакана сладкого крепкого чая с лимоном и пять бутербродов. Разных. Получше которые. Живо!

Мамаша обернулась в два счета: видно, буфет находился где-то близко.

— Ну, что ж, Митюха, действуй! А я открываю твое дело в таком разрезе: ни дать ни взять — летописец Пимен, правда?

Я принялся уплетать бутерброды, а Соловьев не спеша, несколько торжественно начал заполнять первую страницу формуляра — написал фамилию, имя, отчество и прочее. Потом вытащил из стола коробку с письмами и бумагами — я узнал архив матери. Соловьев склонил голову набок, перебирал письма и рассматривал фотографии.