Читать «Петр Великий. Прощание с Московией» онлайн - страница 2
Роберт К. Масси
Пуще всего народ толпился возле торговых рядов на Красной площади. В XVII веке Красная площадь мало напоминала теперешнюю безмолвную брусчатую пустыню с фантастическим нагромождением куполов храма Василия Блаженного с одной стороны и высокой Кремлевской стеной – с другой. В те времена здесь кипел шумный рынок под открытым небом, с бревенчатым настилом на земле, с рядами избушек и часовенок, лепившихся к Кремлевской стене – там, где теперь стоит мавзолей Ленина. Бесчисленные лавки и палатки – то деревянные, то под парусиновыми навесами – заполняли все уголки обширной площади. Триста лет назад жизнь на Красной площади шумела и бурлила, как водоворот. Торговцы, стоя на пороге лавок, зазывали прохожих зайти взглянуть на товар. Они предлагали бархат и парчу, шелка с Востока, бронзовые, латунные, медные изделия, скобяной товар, выделанные кожи, глиняную посуду, разнообразные деревянные поделки. Тянулись ряды, где на подносах и в корзинах красовались дыни, яблоки, груши, вишни, сливы, морковь, огурцы, лук, чеснок, толстенная спаржа. Уличные торговцы с угрозами и мольбами пробивались сквозь толпу. Лоточники продавали пирожки. Портные и золотых дел мастера тут же занимались своим ремеслом, ничего вокруг не видя и не слыша. Цирюльники стригли клиентов, и волосы падали прямо на землю и ложились за слоем слой в десятилетиями нараставшую под ногами кошму. На барахолках сбывали ношеную одежду, всякое тряпье, старую мебель и прочий хлам. На склоне холма, спускавшегося к Москве-реке, продавали скот, живую рыбу из чанов. Близ нового каменного моста, у самой кромки воды, длинной вереницей расположились прачки. Немец-путешественник, побывавший в Москве в то время, заметил, что некоторые женщины, торгующие на площади всякой всячиной, могут предложить и «другой товар».
В полдень вся жизнь замирала. Торговля прекращалась, и улицы пустели, а народ принимался за обед – главную трапезу дня. Затем все ложились вздремнуть, причем лавочники и уличные торговцы растягивались тут же на площади.
С наступлением сумерек, когда над кремлевскими башнями начинали парить ласточки, город запирался на ночь. Лавки загораживались тяжелыми ставнями, стражники с высоты крепостных стен оглядывали улицы, внизу непрошеных гостей подстерегали цепные псы. Добропорядочные горожане побаивались в эту пору выходить на улицу, где хозяйничали воры и нищие, норовившие под покровом ночи силой отобрать то, что им не удалось добыть попрошайничеством при свете дня. «Эти негодяи, – писал один австрийский путешественник, – встают где-нибудь за углом и запускают в головы прохожих кистенями, в чем достигли такого искусства, что смертельный удар редко минует жертву». Несколько убийств за ночь были в Москве делом обычным, и хотя цель этих преступлений почти всегда сводилась к простому грабежу, воры отличались такой свирепостью, что никто не осмеливался откликнуться на призывы о помощи. Запуганные горожане боялись даже выглянуть в дверь или в окно собственного дома и узнать, что творится на улице. По утрам стража привычно сносила подобранные на улицах трупы на пустырь в центре города, куда приходили родственники пропавших; неопознанные же тела в конце концов сваливали в общую могилу.