Читать «Петля и камень на зелёной траве» онлайн - страница 259

Аркадий Вайнер

– В Вене… В Вене!… В Вене!!! В жопе он, а не в Вене! Он убежал – Иуда проклятый! Перебежчик! Сука продажная! Предатель!!!

Взметнулись бесплотно с дивана сизые, я отшатнулся, спросил испуганно и удивленно:

– Куда убежал? Что вы несете такое?… Вы о Севке говорите?…

– О Севке! О Севке! О братце твоем замечательном! Он позавчера попросил политического убежища у американцев…

«…Мне надоело пить рыбий жир…»

– Ты понимаешь – что это значит?

«…У меня здесь остаются две родные души, и обе меня не любят…»

– Полковник спецслужбы – перебежчик! Ты представляешь, что он, гадина, унес с собой?…

«Омниа меа мекум в портфель»…

– Мы ему покажем убежище! Рук хватит – мы его там сыщем, блядь проклятую!…

«…Тебе не нужно меня ненавидеть. Да и не за что…»

– Он бы хоть о вас подумал! Вы-то здесь остаетесь!

«…Я не люблю родителей…» «…Возьми в долг. Разбогатеешь – отдашь…»

– Он говорил с тобой перед отъездом?

– Нет.

– Врешь! Мы точно знаем, что говорил…

– Ну, говорил, допустим…

– О чем?

– Это не ваше дело. Мы говорили о наших семейных делах…

– У вас больше нет ваших семейных дел. Все они – наши! Я усмехнулся, покачал головой. Не говорить же о Севкиных слезах – он ведь тогда оплакивал меня, как умершего. Не говорить же о том, что Севка обманул меня, – он попросил меня не рыпаться, не мелькать, чтобы получить последние несколько дней до отъезда, чуть ли не часов, а сам сказал им, что уговорил меня уняться. Да и не в обиде я на него за это – мы словно умерли оба, больше нам никогда не увидеться. Не судья я ему… Жаль, что я не маленький негритенок. И не сижу на руках у Соломона, и не мне поет он колыбельную. Я бы его запомнил. Я бы все запомнил о нем. И не сидел бы в пустынной гостиной, собирая партвзносы. Но у судьбы свой – тайный – расклад карт.

– Вы нам за него здесь ответите! – визжал, пузырясь клубочками пены Торквемада, Петр Васильевич. – С вас спросим за изменника Родины! Знаю, знаю, что и ты, волчонок, в лес смотришь! С тебя спросим!…

– Вы-то, может, спросите, да я вам не отвечу, – сказал я ему тихо. – И больше не орите на меня. Вы мне надоели. Если мой брат совершил преступление, возбуждайте уголовное дело и допрашивайте меня в установленном законом порядке. А к вам я сюда больше не приду. Плевать я на вас хотел…

Встал и медленно, не прощаясь, вышел. Спустился по лестнице в гостиную – там было пусто. Русский негритянский поэт уже собрал партвзносы и поехал, наверное, в райком. А Севка убежал в Америку.

Чушь какая-то. Я, наверное, сошел с ума.

Заглянул в буфет и попросил барменшу Мусю налить мне полный стакан водки.

Будь здоров, братан Севка.

За помин твоей доброй железной души, «моська».

За твое терпение, Ула. Дождись меня, я иду к тебе.

50. УЛА. РЕЦИДИВИСТЫ

Какая невыносимая горечь! Как горько – будто я наелась хины. Горечь несмываемой пленкой покрывает рот. Дышать трудно. Жарко. Очень душно. Что сейчас – день? Ночь? Плохо вижу. Дым плывет. Клубы его заволакивают глаза. Больно смотреть – веки сами закрываются. Как пересохло, затвердело и все полопалось во рту!