Читать «Перманентный кризис (Рост финансовой аристократии и поражение демократии)» онлайн - страница 22

Эти технократы, которые выдают себя за нейтральных и беспристрастных, чаще всего проводят политику, выгодную институтам, в которых они служили до этого… или будут служить в будущем, как это произошло с Жозе Мануэлом Баррозу, бывшим Председателем Европейской комиссии, который в 2016 году был принят в Goldman Sachs на работу директором (без права подписи) и советником!

На противоположном социальном полюсе подавляющее большинство населения исключено из общественных дебатов по поводу рисков, обусловленных финансовыми рынками и финансовыми инновациями. Это очень тревожная новость для демократии и особенно для налогоплательщика, на которого выпадает бремя рисков.

По предварительным итогам нашего обсуждения можно сказать, что в современной ситуации пытаться ублажить финансового Молоха – дело не только напрасное, но и опасное в смысле социальном, демократическом и экономическом. Финансовый сектор порабощает общество и подчиняет своей логике всю экономику, которая в силу этого перестает играть свою роль и способствовать общественному благосостоянию.

На этом уровне интересно проанализировать, как финансовая сфера, которая рядится в либеральные одежды и утверждает, будто стремится отвечать интересам большинства, все более вовлекаясь в антидемократическую динамику, ежедневно входит в противоречие с самыми фундаментальными принципами своей доктрины. Действительно, финансовая аристократия опирается на особо мощные лобби^, способные влиять на правительства и международные институты. В следующей главе мы подробнее проанализируем противоречия между добродетельными принципами, провозглашаемыми финансовым сектором и его сомнительным функционированием.

III. Либерализм: финансовая сфера проповедует, но не верует

В ходе всего золотого века либерализма, от конца наполеоновских войн до начала Первой мировой войны, развитие промышленных стран опиралось на существование крупных банков, позволявших национальным индустриям пользоваться накоплениями местного населения. С первой глобализацией (1870-1914)^[46] процесс этот приобрел международный масштаб, и крупные банки все более переориентировали национальные сбережения на заграницу. Англия, а следом за ней Франция лидировали в области международных инвестиций.

Когда отдельные банки направляли сбережения вкладчиков на капиталовложения скорее сомнительные, чем продуктивные, такие вложения оборачивались чистыми убытками. Панамский скандал^[47] являет тому прекрасный пример. Другой пример – так называемые русские займы: задолго до революции 1917 года многие предупреждали о рисках, связанных с общей обстановкой в империи; согласно русскому экономисту того времени^[48], бюджет страны служил лишь декорацией для показа иностранцам. Во Франции Жан Жорес изобличал монопольный контроль над французскими финансами, осуществляемый лишь горсткой банков, осуждая также комиссии, которые те получали с ссуд за границу. Их доходы были весьма велики, если, например, 30% доходов Crédit-Lyonnais между 1887 и 1903 годами были получены из оплаты клиентами права участия в этих займах^[49]. Во Франции особо сговорчивые журналисты восхваляли достоинства этих инвестиций к вящей радости некоторых французских банков^[50]. Продолжение хорошо известно. К концу Первой мировой войны две трети французских инвестиций за рубеж были просто-напросто потеряны^[51].