Читать «Периферия (сборник)» онлайн - страница 358

Сейчас же ни перед кем не надо было ломать комедию, и это ему нравилось. Давно уже ему не было так хорошо. Его желания исполнялись, так было, есть и будет, для этого он и живет. Конечно, и воздух здешний внес свое, и море неоглядное, и солнце, и сосновые рощи, круто сбегающие к морю. Но еще большего он ожидал от приезда Саши. То, что она еще не давалась ему в руки, ничего не значило. Не давалась, так дастся, для этого и летит. Он предвкушал перелом в ее отношении к нему. А развод — что за фантазии, что за больное девичье воображение?

Лайнер плюхнулся на полосу, поревел двигателями, гася скорость, и подрулил к перрону. Подали трап. С лязгом откинулась овальная дверь. Николай Андреевич, щурясь, стал высматривать Сашу, ее легкую фигурку в белой блузке, со счастливо откинутой назад головой. Он представил, как она поднимет вверх руку, увидев его, и ускорит шаг, и улыбнется. Пассажиры потекли на перрон. Знакомая, желанная Сашина фигурка все не появлялась в овальном проеме самолетной двери.

— Здравствуй, Коля! — вкрадчиво раздалось рядом, за спиной.

Он съежился, обомлел. В коленках открылась предательская слабость. Он слишком хорошо знал этот голос, все его богатые интонации. Ошибка исключалась, голос мог принадлежать только одной женщине. Он медленно повернулся, приседая, поднимая ладони к лицу, заслоняясь ими. Как боксер, он инстинктивно избирал защитную стойку. «За что? — подумал он. — Что я такого сделал»? Подле него стояла Евгения Касьяновна — собственной персоной. Прищуренные ее глаза, грозно сдвинутые брови, злорадная улыбка — все ее существо предвкушало месть, уже наслаждалось ею. Она распахнула сумочку, извлекла письмо и потрясла им перед носом оторопевшего супруга. Она торжествовала.

— Я тебе покажу серьезные намерения! — сказала она с явным наслаждением. — Крале твоей я уже поубавила волос, и тебе, и тебе… Другие умнеют к твоим годам. Другие остепеняются, а ты… а ты…

Он увидел, что адресовал письмо своей жене. И вот она прикатила. И он осушит до дна чашу, которую она привезла и старательно наполнила, — чашу горечи и позора. Николай Андреевич заморгал, лихорадочно соображая, как же это могло произойти. Он думал об этом, а ему уже не хватало воздуха, и мысль теряла рельефность и остроту, и дымчатая белесость постепенно окутывала все и всех. Она сгущалась, становилась мглою, беспросветностью, и сквозь нее уже не проступало ничего…

«КРАСНЫЕ» И «СИНИЕ»

Когда я вошел в раздевалку, Тулкун уже хозяйничал там: самовар посапывал-почмокивал, и в сауне негромко вибрировали тэны.

— Приветствую вас! — сказал я Тулкуну, успевшему раздеться.