Читать «Периферия (сборник)» онлайн - страница 330

Николай Петрович вспомнил нелегкую осень 1983 года и разговоры, все более открытые, все более громкие о том, что шести миллионов тонн узбекистанского хлопка не будет в этом году и не было прежде, и совершенное неприятие этих разговоров Первым: ему, конечно, докладывали, и он закипал и наливался глухой яростью, но земля вдруг становилась зыбкой, и Первый чувствовал все увеличивающуюся непрочность того, на что он опирался: вот-вот за обычным подземным толчком, толчком-предупреждением, последует катастрофический, и катаклизм поглотит его и безропотное его окружение. Тогда, наверное, Первый понял, что такое бездна отчаяния. Она могла равняться только бездне одиночества. Николай Петрович представил, как в свою последнюю командировку по республике Первый ехал полями Хорезма, уже опустевшими, и как по пути его следования тысячи людей вкладывали хлопок в коробочки, проделывая операцию, обратную уборке урожая. Первого уверяли, что на полях еще есть хлопок, и он хотел лично убедиться в этом, и ему позволяли убедиться лично: да, хлопок есть. Что при этом чувствовали люди, которые вкладывали хлопковые дольки в сухие коробочки, не имело значения. Значение имело лишь то, чтобы Первый был доволен, чтобы у него перестало щемить сердце.

Ракитин подумал, что показуха поднимает голову всегда, когда не делается дело и есть пути ухода от ответственности, проторенные ушлыми предшественниками. Конечно, не Потемкин, князь Таврический, ее автор. Выдавать желаемое за действительное должностные лица научились задолго до него, он лишь придал этим деяниям блеск и размах, равный незаурядности его натуры. Но что-то в этом показушном мире вдруг испортилось. Прозвучали вопросы, ответить на которые в прежнем духе и прежнем тоне не удалось. Заверения попросили заменить фактами, и мрак недобрых предчувствий стал сгущаться в душе Первого. И в соседней Каракалпакии инфаркт сначала свалил его, а потом остановил его сердце. А может, и не инфаркт это был вовсе?

— Мы никогда не выращивали шести миллионов тонн хлопка, — повторил Ракитин. — И вовсе не нужно было столько времени, чтобы увидеть это. И школьнику ясно, что шесть миллионов тонн — это сумма составляющих, то есть собственно волокна, ради которого возделывается хлопчатник, и семян, дающих масло и жмых. А вот из слагаемых, при обратном сложении, этой суммы почему-то не получали уже лет десять. Миллион тонн непостижимым образом куда-то улетучивался, не становился ни волокном, ни маслом, ни жмыхом. Выход волокна упал с тридцати двух до двадцати шести процентов. Это и есть самое неопровержимое доказательство того, что одного миллиона тонн из шести просто-напросто не существовало.

— Просто-напросто! Не видели и прозевали! Ай, молодцы. Ну, а что же поделывали специалисты?

Костя взирал на Ракитина с неподдельным изумлением, Эрнест же и Ядгар были уже в курсе. Эрнест Сергеевич, пожалуй, пришел к этим выводам пораньше Николая Петровича и, слушая, вымученно улыбался.

— Специалисты делали вид, что разобраться во всем этом чертовски сложно. Ежегодно предлагали все новые мероприятия для исправления положения. Прикрывались ими, как щитом. И молчали. Они видели, как затыкали рты тем, кто вякал. Высокие гражданские качества не приходят к человеку сами, даже если он родился в наше время.