Читать «Пересылка (Из повести "Звездопад")» онлайн - страница 3

- Благодарю за службу!

- Ур-р-р-ра-а-а-а!

А потом бойцы, у которых не были перебиты руки и ноги, или перебиты не до конца, ведомые парадно одетыми сержантами Каменщиковым и Горовым, начинали маршировать вокруг голубого капитанского дома. Капитан, держась за барьер, воробьем скакал по балкону, и все больше бледнея, со стынущим от напряжения нутром, сек:

- Ы-рыс! Ы-рыс! Ы-рыс-два! Ы-рыс-даа... три-читыри, тр-ри-читыри! Ы-ры-рысь-р-рысь!..

И войдя в совершенный раж, в восторженное беспамятство от парада, начинал и сам болтать повернутой вперед пяткой ногою, и получалось у него что-то вроде балетного па-де-де, когда нога, сделав петлю в воздухе, потрепыхавшись там, доставала зад и ударялась носком в ягодицу. Однажды, сделав такой вот пируэт, капитан лягнул с балкона деревянную лагуху с вареньем, но ей не дали упасть на землю хваткие нестроевики, изловили посудину в воздухе и уж было сбили строй, пытаясь вернуть лагуху на место, но капитан крикнул сверху:

- Хер с ним, с аареньем! - и парад продолжился, лагуха угодила в столовую, и мы дня три пили чай с вишневым вареньем, Шура нашла лагуху уже пустой.

Когда маршированье набирало силу и капитан уставал прыгать по балкону, следовала новая требовательная команда: "Пес-снюуу!" И строй кривоногих, одноруких, кособоких и одноглазых просмешников и злодеев гаркал самую-самую любимую песню капитана Старокопытова:

Н-на радном ба-арту линкора

В неба смо-о-отрят ма-а-ачты,

Й-я вернусь, па-адружка, скоро,

Н-не грусти, не пла-аачь-ты...

Что с этой песней делали доходяги-нестроевики - уму непостижимо! Ее изворачивали каждый на свой манер и лад. Коляша Хахалин внес в песню свежую струю и вместо: "Ты стояла у причала и рукой махала", воротил: "Ты стояла, сено ела и хвостом махала!" И отдохнувшая, отъевшаяся публика, громко подпердывая на ходу, с восторгом подхватывала новый текст, но капитан ничего уже не разбирал, он рыдал на балконе, как предводитель взбунтовавшихся мексиканцев, знаменитый Панчо Вилья на трибуне, когда, слушая вождя своего, вместе с ним рыдал весь народ, и все они отлично понимали и любили друг дружку.

- Мы там... - пытался молвить капитан Старокопытов. - Мы там... указывал он вдаль, на запад, - А они тут... А они... они...

Значит, мы там, на фронте, кровь проливали, бились с врагом, не жалея жизни, а они тут... стало быть, Шурка, не знай чем занимались, разлагались сами и расшатывали наш и без того не очень прочный и честный тыл. Распалив себя, капитан бросался в глубь голубого дома, прыгал за Шуркой вокруг стола на одной ноге и не мог ее настичь. Все же Шурка изнемогала раньше неистового капитана, капитан драл на ней одежды, пытался душить, но жена не допускала схватку до крайности, давала мужу неуклюжую деревенскую подножку - и боевой капитан, не удержавшись на кривой ноге, брякнув медалью, падал на пол. Шурка придавливала его к половицам.

- Задушил?! Взял? Взял? Вот тебе! - и совала в нос поверженному капитану фигушку!

- Ладно. Все! Помоги мне. Счас бойцы придут - разнимать. Нехорошо.

К той поре, как прийти нам на помощь слабой женщине и на выручку капитану, в голубом доме все уже утрясалось, и супружеская жизнь входила в норму.