Читать «Первая русская царица» онлайн - страница 3

В прощеный день сжигались все соломенные чучела, что и знаменовало конец веселья.

По окончании Масленицы происходило полоскание рта, без чего черти являлись по ночам выдергивать из зубов остатки завязнувшего сыра; это полоскание рта обратилось впоследствии в опохмеление, родившее поговорку: «Пили на Масленицу, а с похмелья лежали на Радоницу». Вообще же Масленица слыла в народе «объедухой и деньгам поберухой». А как был неудержимо силен порыв к масличному празднеству, видно из поговорки: «Хоть что заложить, а Масленицу почестно проводить».

Поэтому нетрудно себе представить, как готовились к пиршеству в усадьбе князя Сицкого, когда именины княгини Анны Романовны пришлись в предпрощеный день Масленицы. На семейном совете было заранее решено выставить три угощения: в среду – день лакомки, усадьба открыла все свои ворота и калитки для богомольных странников и своих московских юродивых, причем носившим вериги предлагали проходить в кухню и выбирать себе лучшие куски. Четверг, как день перелома, предназначался для духовных лиц и всех носивших рясы. Пятница выступала с целыми бочками лакомств для детей, а в субботу открывались хоромы: нижняя для бояр, а верхняя с большим теремом для боярынь и подружек Анастасии Романовны. Здесь хозяйствовала и наводила порядки мама, которой очень хотелось затеять хороводы, но боярышни чинились, поджимали губки и уверяли, что они охрипли и не могут петь хороводные песни. Но по доброте мамы лакомств было немало, да потом и веселых хохотушек явилось достаточно.

Поддержал свою добрую славу и Касьян Перебиркин. Он достигнул видного положения в княжеском доме благодаря своей безукоризненной честности и особому дарованию готовить необычайно крепкую брагу. Брага его была такова, что только один князь Курбский мог выпить подряд два объемистых кубка без опасения свалиться со скамьи на пол; кубки были старые, серебряные с литовским орлом на крышке. Случалось, что великокняжеский дворецкий выпрашивал в усадьбе князя Сицкого бочонок-другой браги и ставил гостям, выдавая ее за производство своей кухни.

Ко дню угощения голытьбы кормежный двор разделился деревянными переборками на две половины. Одна предназначалась для женщин и чумазой детворы, а другая для мужчин, не исключая и заведомых пьяниц. Сюда направлялись и степенные старцы на костылях, и разные уродцы, которых гнали со всех папертей.

Женской половиной заведовала молодая боярышня, которой пришлось насмотреться на всякие язвы и болячки человечества. Кажется, не было кошеля убогой старухи, в который боярышня не опустила калач или жареного леща и пяток яблок. Ей помогал Лукьяш. По ее желанию сюда подошли и слепые гусляры с божественными песнями. Приходилось только сдерживать чумазую крикливую детвору, слишком уж восторженно вторившую гуслярам.