Читать «Паруса и пушки» онлайн - страница 46

Александр Александрович Бушков

По мнению автора записок, дело усугублялось еще и тем, что и в самой Англии все обстоит крайне неблагополучно, страна катится под откос. «Куда ни посмотришь – одни плахи, четвертования, костры, виселицы, налоги, поборы, нищета. Дома приходят в запустение, и за границей то, что вчера было нашим, сегодня уже не наше».

В общем-то, говоря о казнях, безымянный автор здорово сгустил краски – они вовсе не имели такого уж большого размаха. Однако костры, на которых сжигали людей, были – за что Мария подверглась посмертному осуждению и, без преувеличения, лютой ярости потомков. Попробуем разобраться с этими кострами насколько можно беспристрастнее…

Действительно, за пять неполных лет правления Марии на кострах как «еретики» погибли примерно триста человек, в основном видные и активные деятели протестантского сопротивления. Придя к власти, Мария решила восстановить в Англии католицизм в том виде, в каком он существовал до Реформации Генриха Восьмого, и вернуть ему прежнее положение господствующей церкви. Это сняло бы до сих пор действовавшее отлучение Папой Римским Англии от церкви.

Мария сформировала новый Тайный Совет – исключительно из католиков. И созвала новый парламент – тоже состоявший только из католиков. Парламент отменил абсолютно все указы Генриха, касавшиеся церковной Реформации. Многие видные деятели англиканской церкви, епископы и архиепископы, были арестованы. Повсюду в церквах была восстановлена месса. Правда, чтобы не поднимать смуты, всех священников, рукоположенных во времена англиканства, «утвердили» в прежнем сане, а все заключенные ими браки признали действительными. Палку перегибать не стали.

Знатные господа, крупные землевладельцы, вообще богатое дворянство восприняло Контрреформацию со спокойствием погруженных в нирвану буддийских монахов. К тому времени давно улетучилось их религиозное рвение времен раннего Средневековья. Знать во всех европейских странах (и в России с приходом Петра Первого) относилась к вере как к необходимому декоративному элементу, что ли. Некоторые (то ли самые честные, то ли самые циничные, то ли всё вместе) говорили открыто: религия нужна в первую очередь, чтобы держать в повиновении быдло – а благородные господа вовсе не обязаны мало-мальски серьезно к ней относиться. Следует соблюдать приличия – и только. Раньше приличия ради ходили к мессе, потом на англиканские богослужения, теперь опять к мессе – в чем проблема?

Они оказались несгибаемы в другом – категорически отказались возвращать церкви конфискованные у нее Генрихом и проданные потом или подаренные земли. Вот тут уж вопрос был насквозь жизненный: мы готовы молиться хоть на готтентотский манер, но землицу не трогайте, за нее костьми ляжем…

В этом вопросе знать сомкнулась прямо-таки македонской фалангой, так что даже волевой Марии пришлось отступиться – она была умная и прекрасно поняла, что с таким количеством такой оппозиции бороться бессмысленно, потому что ни малейших шансов на победу нет…

А вот в простом народе сопротивление восстановлению католицизма стало принимать широкий размах. Причина отнюдь не в протестантах, хотя именно они представляли главную опасность. Протестанты всех толков (исключая разве что квакеров) никогда не отличались голубиным нравом и в жестокости ничуть не уступали католикам, а то и превосходили их (о чем подробнее чуть позже). Религиозные диспуты они предпочитали вести отнюдь не чинными парламентскими методами. Вот и теперь показали себя во всей красе: в одном графстве сожгли католическую церковь, правда, пустую и ночью, зато в другом церковь подожгли средь бела дня, во время мессы, когда она была полна прихожан. Слуга дворянина-протестанта, услышав, как какой-то горожанин хвалил мессу, отреагировал жестко и незатейливо: выхватил кинжал и дважды ударил католика, чтобы не болтал, чего не следует. Архиепископ Гардинер, со всем пылом осуществлявший Контрреформу, носил под сутаной кольчугу, а ночью его стерегла сотня телохранителей – и это, учитывая настроения лондонцев, было вовсе не напрасной мерой предосторожности. Потому что дошло до того, что кто-то даже ухитрился забросить ночью в окно королевской спальни дохлую собаку с веревкой на шее, с отрезанными ушами и запиской, гласившей, что всех католических священников Англии следует повесить, как этого паршивого пса…