Читать «Парикмахерские ребята (Сборник остросюжетной фантастики)» онлайн - страница 260

Владимир Валерьевич Покровский

Добродушный Кармино Бальцано, такой тихоня-куафер, который славился умением глотать бутерброды не разжевывая, тоже поддакнул:

— Он просто маскировался, он хотел взять их живыми. Он так хорошо маскировался, что никто из наших его не заметил. Он отчаянный парень, наш матшеф, он от опасности лучше любого тренированного куафера может себя защитить.

Мне стало стыдно, что я молчу.

— Ребята, быстренько прекратили. Если он не ответит, то могу ответить и я. Он под моей защитой.

— Что-то не очень он в ней нуждается, — сказал Кармино.

Дю-А покраснел и виновато, тоже ни к кому не обращаясь, проговорил через силу:

— Я… я почему-то не слышал тревоги. Я проснулся, когда все кончилось.

Гвазимальдо со скучающей миной взял ружье, сунул палец в резонатор и, вздохнув, опять замурлыкал. Кармино тоже сосредоточенно замолчал. Но теперь вылез Элерия.

— Вот тоже кстати, — сказал он, глядя на Федера невинными блекло-голубыми глазами, — командир, почему это у нас тревога такая тихая. Бывало, проснешься и думаешь, сирена это или просто в ухе звенит. Это хорошо — у меня не часто в ухе звенит. А ведь у некоторых — каждый день! Серьезно говорю, командир: надо что-то делать!

Я поднялся и злобно сунул руки в карманы.

— Ладно, хватит, — недовольным тоном сказал Федер. — Нечего. Я сам его от тревоги отключил.

— Почему? — спустя минуту дрожащим голосом поинтересовался дю-А.

— Скажем, потому, уважаемый дю-А, что старший математик пробора — слишком ценная фигура, чтобы ею рисковать. Особенно если я не уверен в его боевых качествах.

Дю-А открыл рот и захлопнул. Потом опять открыл и опять захлопнул. Оглядел нас невидящими глазами и зашагал к двери.

Это было несправедливо. И я сказал:

— Это несправедливо. Зачем унижать? Ему и так хватило собрания. Командир, я прошу снова подключить к тревоге старшего математика.

— Ты добрый, Пан Генерал, — сказал Федер.

— Он под моей защитой.

— Он уже вышел из-под защиты, разве ты еще не понял? Он не наш, Массена, запомни. И никогда нашим не будет. Кончится пробор, он уйдет.

— Но пока пробор не кончился, — сказал я, — он под моей защитой.

А дальше ему объявили полный бойкот. Никто с ним не заговаривал, никто не слушал, что он говорит, и скоро он замолчал. Приказы его (он все-таки остался матшефом) рассылались через меморандо, и если ему надо было что-то узнать, то он тоже спрашивал через мемо и через мемо же получал ответ. Он и питаться стал отдельно — в своем домике, а то и в интеллекторной, хоть первое — привилегия командира, а второе — строжайше запрещено разлюбезным его Положением.

Я знаю, что это такое. Когда не тебе, но при тебе говорят о тебе гадости. Случайно, еще в самом первом проборе, я сделал пару неловких и, чего там! глупых поступков, за что меня произвели в шпиона антикуистов. Со мной тоже не говорили, от меня запирались, мои грязные делишки обсуждались тут же, при мне, и на вылазки никто не хотел идти со мной в паре, кроме как по строжайшему приказу командира пробора. В пищу подливали мне рвотных капель, подпиливали ножки у стула, правда, вывалять меня в экскрементах не догадались: Каспара среди них не было. Эта мука длилась неделю, я выжить уже и не мечтал — не то чтобы удара в спину боялся, просто стал нервничать и сам с собой шептаться, а такие редко в проборе выживают. Кончилось тем, что я закатил им истерику, потребовал личностной проверки, и они очень удивились, когда я оказался своим, все после спрашивали меня, почему я так по-идиотски повел себя в самом начале. А я и сам не знал почему.