Читать «Папаша Монжиле» онлайн - страница 3
Ги де Мопассан
Мое внимание привлек большой графин с водой, слегка подкрашенной вином. Буавен конфузливо сказал жене:
— Послушай, милочка, не дашь ли ты нам по случаю праздника немного цельного вина?
Она злобно уставилась на него:
— Чтобы вы оба нализались, застряли у меня на целый день и горланили песни? Так, что ли? Спасибо за такой праздник!
Буавен замолчал. После мяса она принесла другое блюдо: картофель, приправленный салом. Покончили, по-прежнему молча, и с этим блюдом.
— Ну, все — заявила она. — Теперь проваливайте.
Буавен глядел на нее с изумлением.
— А голубь... ты ведь утром ощипывала голубя?
Она подбоченилась.
— Вы, что ж, может быть, не наелись? Если ты приводишь гостей, это еще не значит, что надо сожрать сразу все, что есть в доме. А я? Мне прикажешь остаться без обеда?
Мы встали из-за стола. Буавен шепнул мне на ухо:
— Подожди меня минутку, и мы улетучимся.
Он прошел на кухню, куда удалилась его жена. И я слышал, как он сказал:
— Дай мне двадцать су, дорогая!
— На что тебе двадцать су?
— Да ведь мало ли что может случиться. Всегда лучше быть при деньгах.
Тут она заорала так, чтобы я слышал:
— Нет, денег я тебе не дам! Раз этот человек позавтракал у тебя, то пусть он по крайней мере оплачивает сегодня твои расходы.
Дядя Буавен вернулся за мной. Желая быть вежливым, я поклонился хозяйке дома и пробормотал:
— Сударыня... так благодарен... любезный прием...
Она отвечала:
— Да уж ладно. Смотрите только, не приведите его ко мне пьяным, а то, знаете, вам придется иметь дело со мною.
Мы отправились.
Надо было пересечь по самому солнцепеку равнину, голую, как стол. Я вздумал сорвать какое-то растение на краю дороги и от боли испустил крик: мне страшно обожгло руку. Это траву называют крапивой. К тому же повсюду воняло навозом, до того воняло, что я чувствовал тошноту.
Буавен говорил мне:
— Чуточку терпения: мы сейчас дойдем до берега реки.
Действительно, мы дошли до реки. Но там воняло тиной и грязной водой, и солнце отсвечивало от нее с такой силой, что было больно глазам.
Я спросил Буавена, где можно укрыться от солнца. Он провел меня в тесную хибарку, полную народа, — трактир матросов пресной воды.
— Здесь на вид неказисто, но очень уютно, — уверял он меня.
Мне хотелось есть. Я заказал яичницу. И вот, не угодно ли, — после второго стакана вина у этого слизняка Буавена голова пошла кругом; и я понял, почему жена подавала ему одну подкрашенную воду.
Он стал разглагольствовать, поднялся со стула, захотел проделать какие-то акробатические упражнения, пустился мирить двух подравшихся пьяниц, и, не заступись за нас хозяин трактира, нас обоих избили бы.
Буавен был вдрызг пьян, я еле дотащил его до первого куста и уложил на траву. Сам я растянулся рядом и, кажется, заснул.
Очевидно, мы спали долго, так как, когда я проснулся, была ночь. Буавен храпел рядом со мной. Я встряхнул его. Он поднялся, но все еще был пьян, хотя и не так, как раньше.
И вот в полном мраке мы двинулись по равнине. Буавен уверял, что найдет дорогу. Он заставил меня свернуть налево, потом направо и снова налево. Не видно было ни зги, и вскоре мы заблудились в каком-то лесу из кольев, доходивших нам до носа. По-видимому, это был виноградник со шпалерами. На горизонте — ни одного газового рожка. Мы проплутали, пожалуй, час, а то и два, кружась на одном месте, сворачивая в сторону, вытянув руки, обезумев, не находя выхода, так как, должно быть, все время возвращались туда же.