Читать «Охра» онлайн - страница 24

На улице послышался треск. Профессору удалось настроить связь.

– Приём! Да-да… Жеро Ресем! Я в Охре, вы меня слышите? Я здесь с двумя…

Грохот от повторяющихся ударов, хлопки. Стены отгораживали нас от бликов и мерцания по ту сторону. Тканевая завеса изрыгала алый, выплевывала шарлах. Автоматная очередь. Дохнуло сырым мясом, ударило разорванным…

Я почувствовала конец. Никогда и не подумала бы, что будет таким. Боишься, трясёшься, а на деле – смирение, готовность повиноваться. Бред, абсурд, трудно поверить, что Он пришёл.

В дверь вломились два солдата. Один молодой, цыпленок белоперый, второй зрелый с подведёнными глазами. Я смотрела на молодого, потому что его молочно-восковые глаза слушали мои.

Он не может выстрелить.

Молодой солдат направил ствол на меня.

Он не может выстрелить…

Второй выстрелил в Жеро. Его сидячее туловище опрокинулось на только что налаженную связь.

Он не может выстрелить. Он молод, ещё гибок… он же ещё живой…

Лука схватила обрубок печи, но не успела выпрямиться. Она легла, в искривленной позе.

Он не может выстрелить…

Заключение

Перевернутая вертолётная лопасть над головами, рассекает разлетающиеся звуки из першащих от перегара глоток. Тусклая энергия, еле живая, засажена в стеклянно-ребристые плафоны, бьется в лихорадке и придает коже приятный золотистый оттенок. Румяные лица – алкоголь подсвечивает изнутри. В ограниченном пространстве, где разнообразие пропорционально равенству – первую скрипку играет удовольствие.

В баре сегодня полная посадка. Две соперницы напротив, одного из самых нестоящих мужчин – ему сегодня выбирать; столик из молоденьких, но не свежих девушек; две манкие со слишком громким смехом; и трое татуированных парней в коротких шортах – единственные от кого можно надышаться воздухом.

Высунула голову из окна, на мало проходимую улицу. Белая ночь, поэтому и конец дня не замечаешь.

Свежо. Обсмотрела улицу. Пара прохожих. Второй этаж, дом еще царской постройки, капремонт примерно в восьмидесятых… единственное не занавешенное окно из которого видно двухэтажную кровать, стеллаж – ничего интересного. Я повернулась к столику.

«Скромность – слабость. Много исключительных обстоятельств подпортила моя деликатность.

Скромность – благопристойность.

Люди, которыми восхищаются, с которыми большинство было бы счастливо связать судьбу – кроме моего сознания их доблесть нигде не начерчена. После нас их благородство канет.»

Так выглядел бы эпизод из моей жизни, если бы я вернулась домой.

– Мам, я хочу тебя с ней познакомить. Завтра в полдевятого в «Жантауре»?