Читать «Охота на мертвого глухаря» онлайн - страница 3
Александр Яковлевич Яшин
Куда и когда вдруг исчез приятель, Борис Зиновьевич не заметил. Охота началась. Он выждал момент и сам бросился вперед. Куда вперед? Небо на востоке едва-едва отделилось от земли, а в ельнике стояла беспросветная тьма, как в подвале.
«Тк-тк-тк!..»— звал его глухарь. Этот, наверно, ближе всех. Он где-то совсем рядом и, кажется, сидит очень низко. «Тк-тк-тк!»— петух будто приглашал его поиграть в пятнашки с завязанными глазами. «Тк-тк-тэк…» Да где же он? И Борис Зиновьевич нырнул в темный ельник навстречу своей судьбе.
Токующих петухов было так много, что Борис Зиновьевич не считал нужным соблюдать чрезмерную осторожность. Он бежал на глухариную песню большими прыжками, как и положено, но делал не три, а четыре и пять прыжков подряд. Когда птичья трель обрывалась, он замирал, как положено, но часто с опозданием. А если проваливался в курпаги с талой водой или налетал на остатки снежных заносов, то возился и сопел, уже не переставая, и раз даже выругался. Ему казалось, что птиц для него хватает, и лишь рассчитывал заранее, сколько штук ему следует взять. Самонадеянность опять подводила Бориса Зиновьевича, но этого он пока не осознавал.
Первый глухарь не подпустил охотника на выстрел. «Вероятно, услышал стук моего сердца», — подумал Борис Зиновьевич. Второй сорвался с дерева, когда он уже взводил курки. «Надо было курками щелкать раньше. Ну, ничего. Возьму третьего!»— решил он.
В это время тайгу раздвинул далекий выстрел приятеля.
— Э, черт! Наверно, убил! — с досадой и завистью сказал Борис Зиновьевич и заспешил. Но куда спешить? Токование глухарей вдруг прекратилось повсюду. Бориса Зиновьевича охватила тревога: а вдруг конец?
Лес уже обрел краски, из темной сплошной хвои выделились стволы и ветви, пихту можно было отличить от ели, кое-где выступили вперед голые лиственные породы — осина, ольха, береза. И небо оживало, из беспросветно-черного становилось серым, как мокрый весенний снег. Небольшие клочки чистой синевы меж облаков походили на проталинки.
Борис Зиновьевич опустился на старую валежину и со вздохом положил ружье на колени. Вот когда он устал. Но только бы не конец! Только бы не возвращаться домой с пустыми руками. Не трех, не двух, а хоть бы одного черта сшибить! Только бы одного, и он примирился бы с собой: никогда впредь не позволил бы себе жадничать. Не надо ничего загадывать наперед; не откусывать больше, чем можешь проглотить; лучше желать меньше, иначе не добьешься ничего. Не зарываться, не хвастать, не обещать ни себе, ни другим больше, чем способен сделать, — вот что давно пора усвоить.
«Черт бы меня побрал! — с отчаяньем думал о своей судьбе Борис Зиновьевич. — Ну что я за человек такой? Разве мало учен, мало бит? Разве не знаю своих слабостей, нет — пороков? Не скромен я! Кичлив! Вечно переоцениваю свои возможности. А скромность — это серьезность. Не серьезен я. Ну что я такое, наконец?!»
Токование глухарей возобновилось через пять чудовищно долгих минут. Борис Зиновьевич сразу встрепенулся, как хищная птица, — не все еще потеряно, не все еще пропало! — и, пригнувшись к коленям, почти лег на ружье, словно хотел сжаться в комок, исчезнуть совсем. Он стал слушать, чтобы решить, который токовик ближе, которого убить первым. Нет, счастье ему не изменит. Все будет так, как он предполагал. Все еще впереди.