Читать «Охота за Чашей Грааля» онлайн - страница 198

– Да че они говорят, всегда одно и то же. Беречься, мол, надо. А вот как, не говорят. – Он рассмеялся.

Улыбнулся и Пимен.

Перед расставанием Пимен спросил:

– Слышал я, что ты завещание готовишь.

Князь рассмеялся.

– Ниче утаивать нельзя! Готовлю, святой отец, готовлю. Как будет готово, прошу тя прийти и благословить его.

– Я обязательно буду, – ответил Пимен, поднимаясь и благословляя князя.

Тот поцеловал ему руку.

И вот настал день, когда выбранная Дмитрием тройка для подготовки текста завещания явилась к нему и доложила о его готовности. Федор дважды прочитал его. Князь слушал с большим вниманием. Не сделав замечаний, он сказал:

– Завтра соберите митрополита и бояр, князей.

Пришли: Пимен, Федор Кошка, Пожарский, Кобыла, Дмитрий Боброк, Иван Михайлович, Дмитрий Александрович, Симеон Васильевич, Александр Всеволодович и другие. Читал завещание Федор Кошка. Голос у него чистый, крепкий. Начал внятно:

– «По благословению отца нашего митрополита всея Руси… – И так он дошел до главных слов, прокашлялся, посмотрел на князя и стал читать громче, выделяя каждое слово: – Я, великий московский князь, благословляю старшего своего сына Василия великим княжением Владимирским!»

Прочитав эти слова, Кошка остановился. Бояре переглядывались меж собой. Взгляды их были радостно-напуганные. Поднялся старый князь Андрей Пожарский и пробасил:

– Эти слова мы ждали сто пятьдесят лет. Слава великому князю Дмитрию Донскому!

Эпилог

В большом, если не сказать огромном, кабинете царил полумрак. Освещенный единственной настольной лампой под зеленым абажуром, стоявшей на письменном столе в дальнем углу, производил гнетущее впечатление. Тщательно задрапированные окна красноречиво говорили о том, что те, кто был как-то связан с ним, не то что не хотели, но боялись, чтобы, не дай бог, луч света мог оказаться по ту сторону окна.

За столом человек в поношенном френче. Верхняя пуговица на нем расстегнута. Оттопыренные борта открывали свитер грубой ручной работы, и от одного его вида исходило тепло. А если добавить, что он был связан узловатыми, но любимыми руками матери, то каждому было понятно, каким теплым и желанным был он.

На плечах этого человека была наброшена простая солдатская шинель. Перед ним на столе разбросаны исписанные листы бумаги. Какой раз он просматривает их. И по его сурово сдвинутым бровям можно было понять, что ему что-то не нравилось в этой писанине.

Много раз он проводит машинально рукой по своим неухоженным усам. Явный признак его досады. Он берет первый лист. И все в нем вроде как надо. Начинается он знакомым словом: «Товарищи!» Но что-то в нем ему не нравится. Кажется, что оно не в полной мере отражает тот исторический момент, для которого он предназначен.

Он поправляет сползшую с плеч шинель. Встает с кресла. Неторопливо проходится несколько раз по кабинету. Толстый, потертый местами ковер скрадывает шаги его полурастоптанных сапог.

Возвращается к столу. Подвигает поближе к себе лампу. Берет листок. И опять его взгляд упирается в слово: «Товарищ».