Читать «Отдельная реальность (с-2)» онлайн - страница 121

– Едва ли. Когда человек научился «видеть», то нет ни одной вещи, которую он знает, которая существует. Нет ни одной. Если б тибетцы могли «видеть», они могли бы сразу же сказать, что ни одна вещь не является вообще больше той же самой. Стоит нам «увидеть» – и ничто не является известным, ничто не остается таким, каким мы привыкли знать это, когда мы не «видели».

– Может быть, дон Хуан, «виденье» не одинаково для каждого?

– Верно. Оно не то же самое. Однако это не означает, что смыслы жизни существуют. Когда человек научился «видеть», ни одна вещь не является той же самой.

– Тибетцы, очевидно, думают, что смерть подобна жизни. Что думаешь ты сам, чему подобна смерть? – спросил я.

– Я не думаю, что смерть подобна чему-нибудь, и я думаю, что тибетцы, должно быть, говорили о чем-нибудь еще. Во всяком случае, то, о чем они говорят, – это не смерть.

– Как ты думаешь, о чем они говорят?

– Может быть, ты можешь сказать мне это? Только ты читаешь.

Я пытался сказать что-нибудь еще, но он засмеялся.

– Может быть, тибетцы действительно «видят», – продолжал дон Хуан, – и в таком случае они должны были понять, что в том, что они «видят», вовсе нет смысла, и они написали эту кучу чепухи потому, что это не имеет никакой разницы для них; в таком случае, то, что они написали, – вовсе не чепуха.

– Я действительно не забочусь о том, что тибетцы намеревались сказать, – сказал я, – но я, несомненно, забочусь о том, что говоришь ты. Я хочу услышать, что ты думаешь о смерти.

Он пристально смотрел на меня мгновение, а затем захихикал. Он раскрыл свои глаза и поднял брови в комическом удивлении.

– Смерть – это кольцо листьев, – сказал он. – Смерть – это лицо олли; смерть – это блестящее облако над горизонтом; смерть – это шепот мескалито в твои уши; смерть – это беззубый рот стража; смерть – это Хенаро, стоящий на своей голове; смерть – это мой разговор; смерть – это ты и твой блокнот; смерть – это пустяки, мелочи! Она здесь, и, все же, она совсем не здесь.

Дон Хуан рассмеялся с большим наслаждением. Его смех был подобен пению, это был вид танцевального ритма.

– Я говорю бессмыслицу? – сказал дон Хуан, – я не могу сказать тебе, на что похожа смерть. Но, возможно, я могу сказать тебе о твоей собственной смерти. Нет способа узнать, чему она будет подобна в действительности; однако, я могу сказать тебе, на что она может быть похожа.

Я испугался этому и возразил, что я хотел только знать, на что смерть ему казалась похожей; я подчеркнул, что интересовался его мнением о смерти в обычном смысле, но не стремился знать о подробностях чьей-нибудь личной смерти, особенно моей собственной.

– Я не могу говорить о смерти без личных терминов, – сказал он. – Ты хотел, чтобы я рассказал тебе о смерти. Хорошо! Тогда не бойся услышать о своей собственной смерти.

Я признался, что я был слишком нервным, чтобы говорить об этом. Я сказал, что я хотел поговорить о смерти в обычных выражениях, в которых он говорил сам, когда рассказывал мне однажды о смерти своего сына Евлалио, говоря, что жизнь и смерть смешиваются подобно туману в кристаллах.