Читать «Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов (сборник)» онлайн - страница 296

Вообще, на вопросы о жизни он часто отвечал стихами. То прочитает «И ходил он по народу с грузом созданных искусств…». То скажет «Пишет Лю-лимко картину семь лет». А то опять прямо «Пишет картины Семёнко сто лет».

Я знал, что у него были две выставки картин и скульптур в городе в двадцать четвертом и в двадцать пятом годах. Но сам я их не видел, потому что приехал, как говорил уже, в двадцать шестом году, и только потом однажды Семен Александрович показал мне старое свое объяснение «Всем лицам, которые посещали выставку».

Там было — попробую сказать точней — следующее: всем лицам, которые посещали выставку в прошлом году, докучно, что нынешняя лишь повторение. Но дело в том, что я, объяснял затем Семен Александрович, не имел возможности приготовить новое и провести старые работы дальше, так как выручка была настолько мала, что вся израсходована на перевозки и мое пропитание во время выставки.

Потом писал он, что в эти трудные годы, и в нынешнем году также, время уходило на ломовую крестьянскую работу для содержания слабой семьи: двух детей сестриных, покойницы, и матери старой. Поэтому выставленные работы не закончены, изделия из глины составляют лишь часть кордона всех фигур и построек.

Вот это выражение — «часть кордона фигур и построек» — я запомнил особенно. Что оно значило, «кордон фигур и построек»?

В бумагах С. X. сохранились наброски одноактных пьес. Привожу самый законченный из найденных набросков.

Царь. Почему так держишься за свою деревню?

Радугин. Не могу скоро и обстоятельно объяснить, государь. Не только другим, но и себе даже.

Некоторые причины будут ясны, но полноты недостаточно. А иные ровно бы неудобно высказывать.

Вот ежели что скажу, например: желаю-де потрудиться для родины, не могу оставить в беде родное, то, может, не следует так выхваляться? Да еще, и Бог ведает, так ли это. Много нахвастаешь, после хуже — не сбудется.

Кабы было у меня свое притулье и только бы угородец, может, ничего бы я такого не калякал, а делал бы свое и показывал и рассказывал, когда желаю.

Царь. Поступай придворным художником к нам. Все тебе будет, роскошное помещение и поезжай, куда хочешь, хоть за границу бесплатно, и делай, что тебе нужно, что желаешь в своем художестве.

Радугин. Не согласен я, государь, у меня здесь мое многолетнее дело.

Царь. Ну, а как относятся поселяне к твоему саду и очагу детскому, как вы говорите?

Радугин. Не знаю как, государь. И нет ничего определенного. Я нахожусь в чаду от плохой печки, в пыли чердака, простужаюсь от холода. Всю зимуя не парился. И все мне недосуг, ровно и пуговицы пришить к одежде. Я придумываю, государь, и я писал декорации и скелет для них делал, столики, скамьи для детей и костюмы, маски, кукол, коляску для коляд, билеты рисовал в театр. И я же пьесы пишу для представлений в детском нашем театре, то есть в ящике этом, в котором я задыхаюсь, дом называется…

Что сказать, государь, о народном мнении? Чему я могу учить? Я всех людей делю только на две группы: людей хороших и дурных. Но в радуге, государь, не один цвет, а семь цветов. И я всем рассказываю, государь, рассказываю сказки и песенки пою.