Читать «Осень Овидия Назона (Историческая повесть)» онлайн - страница 48

Клара Моисеевна Моисеева

Рабыни слонялись без дела и, собираясь по углам, вспоминали во всех подробностях тот страшный час, когда господин покинул свой дом, оплакиваемый всей челядью и несчастной госпожой.

Распоряжения госпожи удивили женщин. Они были уверены, что Фабия будет долго оплакивать господина и, погрузившись в траур, будет молиться у домашних ларов. Откуда им было знать, что именно горе заставило Фабию готовиться к посещению императрицы. На этот раз посещение дворца требовало совершенно особенной подготовки. Надо было выглядеть по-прежнему привлекательной, а еще надо было найти самые нужные и разумные слова, которые бы помогли. И все надо делать самой.

В то время, когда Фабия готовилась к посещению императрицы Ливии, Дорион поспешил к дому Котты Максима, чтобы передать ему просьбу Фабии.

Котта Максим уже вернулся в Рим с острова Эльбы, где так недавно принимал дорогого друга. Перед его глазами был потрясенный несчастьем Назон, окруженный императорской стражей. Таким он запомнился Котте Максиму, и этот образ обреченного Назона заслонил в памяти образ счастливого, веселого и прославленного поэта, знакомого ему с детства. Котта Максим покинул Эльбу в тот же день. Он вернулся в Рим, чтобы узнать подробности свидания с императором. Прибытие гонца в его дом на Эльбе насторожило Котту. Он с тревогой ждал неприятных вестей. Но то, что случилось с Назоном, было так неожиданно, так ужасно и непоправимо, что воспринималось подобно гибели друга. И разве ссылка в дикие степи, на край земли не была гибелью для поэта?

Котта Максим был один из немногих друзей, кто до последней минуты не покидал Назона. Он был рядом с бедным Овидием, но ничем не помог, словно несчастье лишило его разума и воли. Теперь он с ужасом и отчаянием вспоминал, как все это было и как он, Котта, словно парализованный и лишенный речи, молча стоял в углу просторного мраморного зала и взирал на мятущегося Назона. Теперь ему было стыдно за себя. Стыдно за то, что он не нашел слов утешения, а только повторял: «Не может быть! Не может быть! Это недоразумение».

А Овидий, всклокоченный, залитый слезами, все повторял: «Неужто нет спасения? Юпитер, внемли моим мольбам, избавь меня от страданий…»

Когда Дорион протянул Котте Максиму письмо Фабии, Котта подумал, что хоть чем-нибудь поможет другу. Он тут же при Дорионе стал вытаскивать из ящиков списки стихов, когда-то подаренных ему Назоном, и среди них стал искать отрывки «Метаморфоз», но он их не нашел, они остались в доме на Эльбе. Тогда он сказал Дориону:

— Садись, пиши то, что мне запомнилось в последнюю мою встречу. Это были прекрасные строки, сейчас они звучат пророчески. «Вот я и труд завершил, его ни гневный Юпитер, ни железо, ни огнь, ни давность изгладить не могут…»

— Прости меня, господин, Котта Максим, — воскликнул Дорион, — эти строки записаны у меня! Это последнее, что мы писали перед его отъездом на Эльбу. Помнится, я сказал тогда Овидию Назону, что в них печаль, словно прощание, а он ответил мне: «Не удивляйся этим строкам. Печальные мысли так естественны… Ведь жизнь наша вдоволь разбавлена печалями».