Читать «Осень в Петербурге» онлайн - страница 116

Джон Максвелл Кутзее

– Мы сами себе помешали, опрометчиво устремившись к… к тому, к чему устремились, – продолжает он.

– Тут есть и моя вина, – говорит она, – но мне не хочется сейчас вдаваться в это.

– Как и мне. Позвольте сказать только, что в последние несколько недель я стал понимать, сколь многое значит для нас с вами верность, для нас обоих. Мы волей-неволей открыли для себя истинное значение этого слова. Я ведь прав, не так ли?

Он вглядывается в нее, но Анна ждет от него чего-то большего, ей нужно наверное знать, что он и вправду понимает значение слова «верность».

– Для вас это верность дочери, для меня – сыну. Мы не можем любить друг друга, пока не получим их благословения. Я прав?

Он знает, что Анна согласна с ним, и все же она не произносит ни слова. И он продолжает, пытаясь сломить ее слабое сопротивление:

– Я хотел бы прижить с вами ребенка.

Анна краснеет.

– Что за глупости! У вас уже есть жена и ребенок!

– Это другая семья. Вы – члены семьи Павла, вы и Матрена. И я тоже из этой семьи.

– Я вас не понимаю.

– В сердце своем – понимаете.

– И в сердце тоже! Что вы предлагаете? Чтобы я выносила ребенка, отец которого будет жить за границей и почтой высылать мне содержание? Нелепость!

– Но отчего? Вы же заботились о Павле.

– Павел был мне жильцом, а не сыном!

– Я вовсе не жду, что вы примете решение сразу.

– Ну так я приму его сразу! Нет! Вот вам мое решение!

– Но что, если вы уже беременны?

Она вспыхивает.

– Это вас не касается!

– И что, если я не вернусь в Дрезден? Если останусь здесь и буду в Дрезден высылать содержание?

– Здесь? В комнате для постояльцев? Я полагала, причина, по которой вы не можете жить в Петербурге, состоит в том, что кредиторы упрячут вас в тюрьму.

– С долгами я как-нибудь справлюсь. Мне нужен успех, один-единственный, больше ничего не потребуется.

Внезапно Анну пробирает смех. Она, может быть, сердита на него, но не оскорблена. Ей он может сказать все, что угодно. Как это не похоже на Аню! Аня расплакалась бы, хлопнула дверью, и пришлось бы потратить не меньше недели, мольбами и просьбами возвращая ее расположение.

– Федор Михайлович, – говорит Анна Сергеевна, – завтра поутру вы проснетесь и не вспомните из нашего разговора ни слова. Вам просто взбрела в голову случайная мысль. Всерьез вы ни минуты об этом не думали.

– Вы правы. Именно так. Потому-то я этой мысли и верю.

Она не падает в его объятия, но и не отталкивает его.

– Двоеженство! – негромко и презрительно произносит она, и ее вновь одолевает смех. Затем она спрашивает, уже серьезно: – Хотите, я приду к вам ночью?

– Ничего на свете не хочу сильнее.

– Ну, поглядим.

Она возвращается в полночь.

– Я не могу остаться, – говорит она и тут же закрывает за собою дверь.

Они любят друг друга, как приговоренные к смерти, забыв обо всем, кроме своих ощущений, устремляясь к единой цели. Минутами он не способен сказать, кто из них кто – кто мужчина, кто женщина, – в эти мгновения они походят на чету скелетов, соединений костей и связок, втиснутых одно в другое, рот в рот, глаза в глаза, сцепление ребер, сплетение берцовых костей.